мало! После целого дня каторжного труда много ли насоби раешь. Вот если бы избавили Юлая от оков да разрешили выходить, он бы сам находил нужные ему растения и, кто знает, может быть и вылечился бы. Так ведь нет, никто и не думает с него путы снять. Боятся, видно, эти крысы да суслики старого орла!
Выслуживаются перед Абей-батшой ее холуи, знай себе, бьют и обзывают подневольных последними словами, заставляя их вкалывать до полного изнеможения.
Боясь лишний раз потревожить сына, Юлай крепился что было сил, сдерживая стоны, только вот одышки скры вать не мог.
— Салауат, улым... Брось, не возись со мной. Разве мало тебе твоих мук, — подал он слабеющий голос. — Все равно от меня никакого толку...
— Зачем ты так, атай? Поправишься еще, Алла бойор- ха. Ты ведь знаешь, у меня никого кроме тебя нет. Ты — моя единственная опора, — принялся утешать отца Сала ват.
Юлай призадумался.
— Эх, улым, одряхел я совсем, — с глубоким вздохом ответил он. — Как подохну, не дай меня среди кафыров похоронить. Мне бы куда подальше от неверных, к му сульманам...
— Атай, я тебя умоляю, забудь про смерть. Аллахы Тагаля поможет нам с тобой в родные края вернуться.
Поморщив от боли изможденное лицо, отец тряхнул отросшей седой бородой и, безнадежно махнув рукой, на силу выговорил: — Нет, улым, мне уже не на что надеяться. Ты — дру гое дело. Ты еще сможешь вернуться на радость нашим башкортам!
— Вдвоем вернемся, атай, — уверенно произнес Сала ват, стараясь придать угасающему отцу силы.
Такова уж, видно, природа человека. Где бы и в каких условиях он ни находился, надежда на добрый исход в нем теплится до самого последнего мгновенья. Она подпитыва ет его и дает силы для жизни.
Легко поддавшись внушению, Юлай немного приобод рился и с готовностью откликнулся на сказанное сыном: — Знаешь, улым, в прежние времена Акбатша миловал преступников. Может, и нас Абей-батша помилует по воле Аллахы Тагаля? Эх, попасть бы на землю нашу родную, вот было б счастье!
288
Выслуживаются перед Абей-батшой ее холуи, знай себе, бьют и обзывают подневольных последними словами, заставляя их вкалывать до полного изнеможения.
Боясь лишний раз потревожить сына, Юлай крепился что было сил, сдерживая стоны, только вот одышки скры вать не мог.
— Салауат, улым... Брось, не возись со мной. Разве мало тебе твоих мук, — подал он слабеющий голос. — Все равно от меня никакого толку...
— Зачем ты так, атай? Поправишься еще, Алла бойор- ха. Ты ведь знаешь, у меня никого кроме тебя нет. Ты — моя единственная опора, — принялся утешать отца Сала ват.
Юлай призадумался.
— Эх, улым, одряхел я совсем, — с глубоким вздохом ответил он. — Как подохну, не дай меня среди кафыров похоронить. Мне бы куда подальше от неверных, к му сульманам...
— Атай, я тебя умоляю, забудь про смерть. Аллахы Тагаля поможет нам с тобой в родные края вернуться.
Поморщив от боли изможденное лицо, отец тряхнул отросшей седой бородой и, безнадежно махнув рукой, на силу выговорил: — Нет, улым, мне уже не на что надеяться. Ты — дру гое дело. Ты еще сможешь вернуться на радость нашим башкортам!
— Вдвоем вернемся, атай, — уверенно произнес Сала ват, стараясь придать угасающему отцу силы.
Такова уж, видно, природа человека. Где бы и в каких условиях он ни находился, надежда на добрый исход в нем теплится до самого последнего мгновенья. Она подпитыва ет его и дает силы для жизни.
Легко поддавшись внушению, Юлай немного приобод рился и с готовностью откликнулся на сказанное сыном: — Знаешь, улым, в прежние времена Акбатша миловал преступников. Может, и нас Абей-батша помилует по воле Аллахы Тагаля? Эх, попасть бы на землю нашу родную, вот было б счастье!
288
