Через Златоуст, Катав-Тамак, Авзян, Инзер, Зигазы и Белорецк его повезли в северном направлении.
Ожидая экзекуции на площади Красноуфимска, батыр стоял с гордо поднятой головой посреди помоста. Он при стально вглядывался в собравшуюся на городской площа ди толпу, выискивая знакомые лица. Наконец взгляд его остановился на непоседливом чернявом мальчонке, кото рого держала на руках молодая русоволосая женщина.
Сердце Салавата екнуло. А в глазах Натальи застыл ужас. Заметив, что бывший дружок узнал ее, женщина изо всех сил прижала малыша к груди. Тот стал дергаться. «Мой сын», — с нежностью отметил про себя Салават. — «Весь в меня. Такой же непокорный, как я...».
Ему вспомнилось, как во время последней встречи с На тальей он попросил ее назвать их будущего сына Хасаном. Вряд ли она его послушалась. Что ж , уж если законным его детям суждено быть крещеными, разве смог бы он ей запретить сделать все по-своему...
Вынеся без единого стона публичную порку, окровав ленный Салават с трудом приподнял голову и посмотрел туда, где он видел Наталью. Но ее в том месте не оказалось. «Все правильно», — подумал Салават, закрывая глаза. — «Хватит и того, что я насмотрелся на страдания моего атая... Ж ив ли он еще?..». Эти мысли горькими слезами просочились из-под его сомкнутых век.
После Красноуфимска свидетелями расправы над Сала ватом стали Кунгур, Оса и Елдяк. У деревни Нуркино, где Салават год тому назад сражался с командой Рылеева, ему, как и Юлаю, вырвали ноздри и поставили клеймо. С такой меткой и печатью любой смог бы легко опознать в нем бунтовщика. Но кровавые раны на ноздрях у обоих быстро затянулись. От букв на лице Ю лая остались лишь еле заметные шрамы.
Шестнадцатого сентября 1775 года коллежский асессор и переводчик канцелярии Третьяков, которому было пору чено провести экзекуцию , рапортовал вышестоящему начальству о проделанной им «работе». Однако, придир чиво осмотрев доставленных в Уфу Салавата и Юлая, чиновники канцелярии выразили свое неудовольствие ее качеством.
— Что это такое?! Почему знаков не видно? Да и кто так ноздри вырезает?! — разорялся генерал Фрейман.
— Никому ничего нельзя доверить, — вторил помощ ник воеводы Аничков.
277
Ожидая экзекуции на площади Красноуфимска, батыр стоял с гордо поднятой головой посреди помоста. Он при стально вглядывался в собравшуюся на городской площа ди толпу, выискивая знакомые лица. Наконец взгляд его остановился на непоседливом чернявом мальчонке, кото рого держала на руках молодая русоволосая женщина.
Сердце Салавата екнуло. А в глазах Натальи застыл ужас. Заметив, что бывший дружок узнал ее, женщина изо всех сил прижала малыша к груди. Тот стал дергаться. «Мой сын», — с нежностью отметил про себя Салават. — «Весь в меня. Такой же непокорный, как я...».
Ему вспомнилось, как во время последней встречи с На тальей он попросил ее назвать их будущего сына Хасаном. Вряд ли она его послушалась. Что ж , уж если законным его детям суждено быть крещеными, разве смог бы он ей запретить сделать все по-своему...
Вынеся без единого стона публичную порку, окровав ленный Салават с трудом приподнял голову и посмотрел туда, где он видел Наталью. Но ее в том месте не оказалось. «Все правильно», — подумал Салават, закрывая глаза. — «Хватит и того, что я насмотрелся на страдания моего атая... Ж ив ли он еще?..». Эти мысли горькими слезами просочились из-под его сомкнутых век.
После Красноуфимска свидетелями расправы над Сала ватом стали Кунгур, Оса и Елдяк. У деревни Нуркино, где Салават год тому назад сражался с командой Рылеева, ему, как и Юлаю, вырвали ноздри и поставили клеймо. С такой меткой и печатью любой смог бы легко опознать в нем бунтовщика. Но кровавые раны на ноздрях у обоих быстро затянулись. От букв на лице Ю лая остались лишь еле заметные шрамы.
Шестнадцатого сентября 1775 года коллежский асессор и переводчик канцелярии Третьяков, которому было пору чено провести экзекуцию , рапортовал вышестоящему начальству о проделанной им «работе». Однако, придир чиво осмотрев доставленных в Уфу Салавата и Юлая, чиновники канцелярии выразили свое неудовольствие ее качеством.
— Что это такое?! Почему знаков не видно? Да и кто так ноздри вырезает?! — разорялся генерал Фрейман.
— Никому ничего нельзя доверить, — вторил помощ ник воеводы Аничков.
277
