— Тут я, бригадир, вот он я!..
— Не боись, Емеля, не сгоришь, мы тя щас отсель выта щим, — услыхал он и замер, увидав вместо ожидаемых башкир зловещие тени вбегавших в избу солдат. Служи вые подхватили разом, в несколько пар рук, клетку, выво локли ее наружу и оттащили подальше от бушевавшего пожара.
В ту же минуту подскочил генерал и велел открыть клетку.
— Хоть и не лето на дворе, а придется тебе, Емельян Иваныч, побыть до утра в телеге. Ну а я уж тут рядышком посижу, покараулю, — сказал он.
Пугачева привязали к повозке. Собиравшийся бодрст вовать остаток ночи Суворов сделал попытку разговорить узника, но только зря старался. Взбудораженный видени ями и порожденной ими надеждой, тот, пропуская мимо ушей его вопросы, как завороженный, смотрел на укроща емый людьми пожар.
Отбиваясь от них, огонь принимал причудливые формы и на какое-то мгновение даже вздыбился в образе коня, на котором восседал в своей огненно-рыжей лисьей шапке гордый и бесстрашный батыр, готовый отдать за него, Емельяна, свою жизнь.
И тут Пугачев поймал себя на мысли, что он, как живо му, всей душой сочувствует мятущемуся огню, видя в нем бунтаря, полного решимости ему помочь: «Беги, беги, Емеля, покуда я в силе. Я их отвлеку». Да где ж ему бежать-то, не с руки... Знать, отбегался уж ...
— Слава те, Господи, вовремя углядели, — раздалось поблизости. — Сколь ушатов водицы выплеснули, так хошь не здря. Кажись, на сей раз пронесло. Уцелела наша деревенька, — крестился, глядя на затухающее пожари ще, низкорослый, щуплый мужичонка.
«Затравили, усмирили строптивца всем миром», — с тоскою подумал Пугачев и устало закрыл глаза. Ему не хотелось видеть тлеющие на месте отбушевавшего пламе ни головешки. Еще бы, ведь он и сам был сродни им...
Сравнив себя с остывающей головней, Пугачев почувст вовал всю безысходность своего положения и, чуть не взвыв, громко выдохнул.
Ни на миг не терявший бдительности Суворов, при слушавшийся даже к его дыханию, выждав немного, спросил: — Ты чего, Емельян Иваныч?
250
— Не боись, Емеля, не сгоришь, мы тя щас отсель выта щим, — услыхал он и замер, увидав вместо ожидаемых башкир зловещие тени вбегавших в избу солдат. Служи вые подхватили разом, в несколько пар рук, клетку, выво локли ее наружу и оттащили подальше от бушевавшего пожара.
В ту же минуту подскочил генерал и велел открыть клетку.
— Хоть и не лето на дворе, а придется тебе, Емельян Иваныч, побыть до утра в телеге. Ну а я уж тут рядышком посижу, покараулю, — сказал он.
Пугачева привязали к повозке. Собиравшийся бодрст вовать остаток ночи Суворов сделал попытку разговорить узника, но только зря старался. Взбудораженный видени ями и порожденной ими надеждой, тот, пропуская мимо ушей его вопросы, как завороженный, смотрел на укроща емый людьми пожар.
Отбиваясь от них, огонь принимал причудливые формы и на какое-то мгновение даже вздыбился в образе коня, на котором восседал в своей огненно-рыжей лисьей шапке гордый и бесстрашный батыр, готовый отдать за него, Емельяна, свою жизнь.
И тут Пугачев поймал себя на мысли, что он, как живо му, всей душой сочувствует мятущемуся огню, видя в нем бунтаря, полного решимости ему помочь: «Беги, беги, Емеля, покуда я в силе. Я их отвлеку». Да где ж ему бежать-то, не с руки... Знать, отбегался уж ...
— Слава те, Господи, вовремя углядели, — раздалось поблизости. — Сколь ушатов водицы выплеснули, так хошь не здря. Кажись, на сей раз пронесло. Уцелела наша деревенька, — крестился, глядя на затухающее пожари ще, низкорослый, щуплый мужичонка.
«Затравили, усмирили строптивца всем миром», — с тоскою подумал Пугачев и устало закрыл глаза. Ему не хотелось видеть тлеющие на месте отбушевавшего пламе ни головешки. Еще бы, ведь он и сам был сродни им...
Сравнив себя с остывающей головней, Пугачев почувст вовал всю безысходность своего положения и, чуть не взвыв, громко выдохнул.
Ни на миг не терявший бдительности Суворов, при слушавшийся даже к его дыханию, выждав немного, спросил: — Ты чего, Емельян Иваныч?
250