мишара Канзафара Усаева. Они не виделись с тех самых пор, как тяжело раненный во время зимнего штурма Кун- гурской крепости Салават уехал домой, и бросились друг к другу с радостными возгласами.
— Как поживаешь, Канзафар-агай?
— Пока не жалуюсь... А как рана твоя? — вспомнил вдруг Усаев. — Я вижу, уже зажила.
Вместо ответа Салават лишь рукой махнул.
— Ты лучше про себя расскажи, Канзафар-агай. Слы хал я, ты в таких переделках побывал.
— И не говори, энем20. Ты ведь помнишь, с Ванькой Кузнецовым у меня с самого начала не заладилось. Повз дорили мы с ним как-то по-крупному. Нашла коса на камень.
— Так это правда, что он тебя арестовал?
— Правда, кустым... Спасибо Пугасаю. Не дал меня в обиду, велел освободить. Ай, да чего уж там, я зла на Куз нецова не держу, потому как нет его боле. Отвоевался наш Иван...
— Знаю. Еще зимой возле Бакалов погиб... — вздохнул Салават и, помолчав немного, спросил: — Ну, а потом что было?
— Под Уфой я Михельке в руки попался. Ты, верно, слыхал, что у того наш главный мишарский старшина Султанмурат Янышев служит. Он-то меня как раз и выру чил, заступился и подсказал, чтобы я покаялся и слово дал от Путасая отступиться. Поверили, отпустили. Я сделал вид, будто бы домой поехал... А потом меня свои же мишарские и схватили — Сулейманов Ишмухаммет с Аб- дусалямовым Муксином. Заковали в кандалы, в Уфу повезли. Видать, выслужиться хотели. Да только зря они это дело затеяли, потому как я все равно сбежал, а после к Каранаю Муратову подался.
— Куда ж ты теперь путь держишь?
— Везу к Питрау-батше вон того урыса, — сказал Кан зафар, показывая на развалившегося в повозке бородатого мужика.
— А кто он такой?
— Саудагар21 один, по фамилии то ли Долгополов, то ли Долгопалов... Из Питера будто бы едет. Говорит, Питрау- батшу повидать надо. Как я понял, его царский наследник послал.
Салават обомлел от неожиданности.
— А он не врет?
199
— Как поживаешь, Канзафар-агай?
— Пока не жалуюсь... А как рана твоя? — вспомнил вдруг Усаев. — Я вижу, уже зажила.
Вместо ответа Салават лишь рукой махнул.
— Ты лучше про себя расскажи, Канзафар-агай. Слы хал я, ты в таких переделках побывал.
— И не говори, энем20. Ты ведь помнишь, с Ванькой Кузнецовым у меня с самого начала не заладилось. Повз дорили мы с ним как-то по-крупному. Нашла коса на камень.
— Так это правда, что он тебя арестовал?
— Правда, кустым... Спасибо Пугасаю. Не дал меня в обиду, велел освободить. Ай, да чего уж там, я зла на Куз нецова не держу, потому как нет его боле. Отвоевался наш Иван...
— Знаю. Еще зимой возле Бакалов погиб... — вздохнул Салават и, помолчав немного, спросил: — Ну, а потом что было?
— Под Уфой я Михельке в руки попался. Ты, верно, слыхал, что у того наш главный мишарский старшина Султанмурат Янышев служит. Он-то меня как раз и выру чил, заступился и подсказал, чтобы я покаялся и слово дал от Путасая отступиться. Поверили, отпустили. Я сделал вид, будто бы домой поехал... А потом меня свои же мишарские и схватили — Сулейманов Ишмухаммет с Аб- дусалямовым Муксином. Заковали в кандалы, в Уфу повезли. Видать, выслужиться хотели. Да только зря они это дело затеяли, потому как я все равно сбежал, а после к Каранаю Муратову подался.
— Куда ж ты теперь путь держишь?
— Везу к Питрау-батше вон того урыса, — сказал Кан зафар, показывая на развалившегося в повозке бородатого мужика.
— А кто он такой?
— Саудагар21 один, по фамилии то ли Долгополов, то ли Долгопалов... Из Питера будто бы едет. Говорит, Питрау- батшу повидать надо. Как я понял, его царский наследник послал.
Салават обомлел от неожиданности.
— А он не врет?
199
