передовой. Захватив пуш ки пугачевцев, наступавшие ринулись на ледяные укрепления и прорвались внутрь.
Одолеваемые со всех сторон мятежники, не выдержав упорного натиска, начали разбегаться.
Понимая, что крепость ему уже не удержать, Пугачев подозвал к себе Овчинникова: — Родименький мой, ты уж как-нибудь продержись, поднатужься, а я тебе в помощь резерв пришлю, — пообе щал он.
— Езжай, батюшка, покуда дорога свободная, да хра нит тебя Господь, — ответил ему атаман, после чего Пуга чев выбрался через лаз из крепости и, преодолевая сугро бы, стал пробираться в сторону Берды. Погнавшимся за ним следом чугуевским казакам достать его не удалось.
Добравшись до слободы, «царь-батюшка» отхлебнул вина и зарыдал, колотя себя кулаком в грудь.
— Оплошал я, ох, как оплошал!.. Надо было мне, нико го не слушая, прямиком на Казань идтить, а оттудова до самого Питера!..
— Что случилось, то случилось. Былого уж не воро тишь, Ваше величество, — попытался утешить его Кинья Арыҫланов. — Чего теперь каяться!
— Да как же мне не каяться... А что делать прика жешь?
— Пошли на Урал. Пополним наши войска. Харчами запасемся да сеном-овсом для лошадей. И люди наши пус кай в теплых избах отогреются.
Пугачев колебался.
— Мы окружены. Голицын не пропустит нас на Урал. Вот и думай таперича, что делать.
— Думай — не думай, а до завтра нам в Берде никак нельзя оставаться. Не то попадем в руки врага.
После долгих раздумий Пугачев нехотя уступил.
— Да, утром Голицын будет уже здесь... Знать бы, жив ли полковник Овчинников, которого я в Татищевой оставил.
Эта доверительная беседа происходила наедине при тусклом свете коптилки. Вдруг в комнату заглянул сухо щавый, жилистый казак. Не зная, с чего начать, он пере минался с ноги на ногу, теребя окладистую бороду.
— Извиняй, царь-батюшка!.. — с трудом произнес он наконец и опасливо оглянулся назад.
— Чего тебе?
172
Одолеваемые со всех сторон мятежники, не выдержав упорного натиска, начали разбегаться.
Понимая, что крепость ему уже не удержать, Пугачев подозвал к себе Овчинникова: — Родименький мой, ты уж как-нибудь продержись, поднатужься, а я тебе в помощь резерв пришлю, — пообе щал он.
— Езжай, батюшка, покуда дорога свободная, да хра нит тебя Господь, — ответил ему атаман, после чего Пуга чев выбрался через лаз из крепости и, преодолевая сугро бы, стал пробираться в сторону Берды. Погнавшимся за ним следом чугуевским казакам достать его не удалось.
Добравшись до слободы, «царь-батюшка» отхлебнул вина и зарыдал, колотя себя кулаком в грудь.
— Оплошал я, ох, как оплошал!.. Надо было мне, нико го не слушая, прямиком на Казань идтить, а оттудова до самого Питера!..
— Что случилось, то случилось. Былого уж не воро тишь, Ваше величество, — попытался утешить его Кинья Арыҫланов. — Чего теперь каяться!
— Да как же мне не каяться... А что делать прика жешь?
— Пошли на Урал. Пополним наши войска. Харчами запасемся да сеном-овсом для лошадей. И люди наши пус кай в теплых избах отогреются.
Пугачев колебался.
— Мы окружены. Голицын не пропустит нас на Урал. Вот и думай таперича, что делать.
— Думай — не думай, а до завтра нам в Берде никак нельзя оставаться. Не то попадем в руки врага.
После долгих раздумий Пугачев нехотя уступил.
— Да, утром Голицын будет уже здесь... Знать бы, жив ли полковник Овчинников, которого я в Татищевой оставил.
Эта доверительная беседа происходила наедине при тусклом свете коптилки. Вдруг в комнату заглянул сухо щавый, жилистый казак. Не зная, с чего начать, он пере минался с ноги на ногу, теребя окладистую бороду.
— Извиняй, царь-батюшка!.. — с трудом произнес он наконец и опасливо оглянулся назад.
— Чего тебе?
172
