Высвободившись из объятий прилюдно лобызавшей его девки, Пугачев поднялся со своего места и, пошатываясь, прошел к двери.
— Кого там еще привели? — недовольно спросил он.
— Xлопушу, — ответил один из стражников.
Пугачев широко раскрыл помутневшие глаза и завер тел головой.
— Не знаю я никакого Хлопуши. Повесить на первом же суку!
Стражники зашумели: — Ваше величество, нельзя Хлопушу казнить!
— Помилуйте его, Христа ради!
— Хлопуша — мужик надежный! Я его знаю, — вста вил свое слово Максим Ш игаев. — За свой век отведал он немало лиха. Клейменый да кнутом битый, не единожды с сибирской каторги убегал. А намедни его с ренбурхского острогу выпустили...
Пугачев слушал их, таращаясь то на одного, то на дру гого.
— Из острогу, говоришь? — переспросил он, пытаясь разобраться, что к чему. Потом подозрительно прищурил ся и с ухмылкой произнес: — Вот так прямо взяли да вы пустили?!
— Государь-батюшка, меня к вам губернатор с мани фестом самолично послал, — вмешался наконец задер жанный.
Не владевший грамотой Емельян Пугачев, не потрудив шись даже заглянуть в протянутую ему бумагу, скомкал ее и сунул в карман штанов.
— Думаешь, мне неведомо, об чем губернатор твой пи шет? — махнул он рукой и, вглядевшись в изуродованное лицо Хлопуши, спросил: — Послухай, а как тебя по прав де кличут?
— Афанасий Тимофеич, фамилия — Соколов.
— Ба, а Хлопушей как заделался? Уж не оттого ль, что много народу ухлопал?
— Оно конечно, хлопать приходилось, царь-батюшка. Да токмо прежде меня Храпушей прозывали...
— Ну да, таперича уразумел. Мудрость невеликая, потому как ты и есть храп*, — махнул рукой Пугачев. — Крепко пометили тебя, однако ж, бояре... — посочувство * Храп — каторжный с рваными ноздрями. 134
— Кого там еще привели? — недовольно спросил он.
— Xлопушу, — ответил один из стражников.
Пугачев широко раскрыл помутневшие глаза и завер тел головой.
— Не знаю я никакого Хлопуши. Повесить на первом же суку!
Стражники зашумели: — Ваше величество, нельзя Хлопушу казнить!
— Помилуйте его, Христа ради!
— Хлопуша — мужик надежный! Я его знаю, — вста вил свое слово Максим Ш игаев. — За свой век отведал он немало лиха. Клейменый да кнутом битый, не единожды с сибирской каторги убегал. А намедни его с ренбурхского острогу выпустили...
Пугачев слушал их, таращаясь то на одного, то на дру гого.
— Из острогу, говоришь? — переспросил он, пытаясь разобраться, что к чему. Потом подозрительно прищурил ся и с ухмылкой произнес: — Вот так прямо взяли да вы пустили?!
— Государь-батюшка, меня к вам губернатор с мани фестом самолично послал, — вмешался наконец задер жанный.
Не владевший грамотой Емельян Пугачев, не потрудив шись даже заглянуть в протянутую ему бумагу, скомкал ее и сунул в карман штанов.
— Думаешь, мне неведомо, об чем губернатор твой пи шет? — махнул он рукой и, вглядевшись в изуродованное лицо Хлопуши, спросил: — Послухай, а как тебя по прав де кличут?
— Афанасий Тимофеич, фамилия — Соколов.
— Ба, а Хлопушей как заделался? Уж не оттого ль, что много народу ухлопал?
— Оно конечно, хлопать приходилось, царь-батюшка. Да токмо прежде меня Храпушей прозывали...
— Ну да, таперича уразумел. Мудрость невеликая, потому как ты и есть храп*, — махнул рукой Пугачев. — Крепко пометили тебя, однако ж, бояре... — посочувство * Храп — каторжный с рваными ноздрями. 134
