55 Марат Ибляминов: Тезис еще раз подтвердился, что отсутствует языковая среда, где мог бы применяться татарский язык.
Рустем Бахтиев: Да.
Модератор: От медийной до бытовой.
Марат Ибляминов: Везде!
Рустем Бахтиев: Что касается политики, которая проводится в современном Татарстане, меня радует, что появилась креативная молодежь, которая мыслит по-современному, предлагает инте- ресные проекты. И в Министерстве образования тоже прогрессивно мыслят. Последний интерес- ный проект – тот же самый «Сәлам!»: новый учебник для русскоязычных учеников на основе ме- тодик иностранного языка. В прошлом году учебник прошел апробацию, и родители говорят, что интересно, красочно. Если бы таких проектов было больше, то мы бы добились большего. Если дальше целенаправленно так будет продолжаться, то будет хороший результат. Но еще раз подчер- киваю: в республике очень маленький процент людей, которые говорят: «Мы не хотим знать та- тарского языка». В системе образования, в школе я редко встречал таких людей, которые говорят: «Нет, я не хочу изучать татарский язык».
Вахит Имамов: Мы говорим «двуязычная школа», а ведь даже Тишков сказал, что татар- ско-русские школы дают фору российским школам. Это модель для образования. Даже он признал!
РУСЛАН АЙСИН: «ЭТО НЕ ВОПРОС ПРЕПОДАВАНИЯ, НЕ ВОПРОС ФИЛОЛОГИИ, НЕ ВОПРОС КАДРОВ, ЭТО ЧИСТАЯ ПОЛИТИКА» Модератор: Руслан Айсин – вы тоже дитя того поколения?
Руслан Айсин: Да, я в 1990-м г. поступил во 2-ю татарскую гимназию, ездил, кстати говоря, за 10 остановок, будучи юнцом. У нас в субботу была встреча одноклассников – 20 лет выпуска. Нормально, все говорим на татарском языке.
Но я соглашусь с Дамиром Мавлявеевичем в том, что действительно вопрос сугубо политизиро- ван. Это не вопрос преподавания, это не вопрос филологии, это не вопрос кадров, это чистая полити- ка. В России, так или иначе, абсолютно все политика: начинаете вы производить лапти или машины либо преподавать татарский язык – это все оборачивается в политику. В России по-другому никак, потому что это имперское пространство. Имперское пространство в психоментальном смысле очень сложное. Удивительным образом здесь соседствуют носители имперских комплексов и комплексов проигравших. Среди нас самих немало таких, обиженных, которые говорят: «Да зачем этот татар- ский язык? Мы же сами виноваты в этом, господа! Что же мы посыпаем голову пеплом?» Это очень сложный комплекс вопросов. Просто с наскока, чисто технологически это не решится никогда. Мы можем идеальную методику преподавания придумать, мы можем заплатить профессорам Оксфорда, чтобы они нам придумали эту методику, но это вопрос не решит. Это вопрос политики.
Гаяз Исхаки в свое время сказал, что первый шаг к свободе – это национальное образование, система национального образования. Естественно, Москва об этом знает, поэтому она старается потихонечку отсекать, выбивать у татар эту треногу Пифии, на которой сидит, как известно, про- рицатель. И если выбить эту треногу, то мы все падаем в известную расщелину дельфийскую.
Что еще можно отметить: язык – это не вопрос коммуникации, как многие ошибочно считают, это не вопрос того, что я объясняю тебе на татарском языке, это образ мысли, образ восприятия. В этом смысле мы, к сожалению, свой татарский язык сейчас опускаем до уровня просто коммуника- ции, вывески. Есть санскрит, есть латынь. Это сакральные языки. Санскрит, например, был языком брахманов, как он опустился до уровня хинди? До него не допускали ни женщин, ни кшатриев, ни вайш – редставителей низших каст. И после того, как в эти кастовые сущности стал проникать санскрит, он стал деградировать, как они считают, из этой деградации появились бенгали, хинди и другие языки региона. Но при этом санскрит живет. Латынь живет, хоть и говорят, что это мертвый язык. Потому что это язык не коммуникаций, это язык знаний, сакральных знаний.
У татар татарский язык являлся тоже сакральным инструментом, потому что даже наш не- формальный гимн звучит как «И туган тел, и матур тел. Әткәм, әнкәмнең теле». То есть татарин,
Рустем Бахтиев: Да.
Модератор: От медийной до бытовой.
Марат Ибляминов: Везде!
Рустем Бахтиев: Что касается политики, которая проводится в современном Татарстане, меня радует, что появилась креативная молодежь, которая мыслит по-современному, предлагает инте- ресные проекты. И в Министерстве образования тоже прогрессивно мыслят. Последний интерес- ный проект – тот же самый «Сәлам!»: новый учебник для русскоязычных учеников на основе ме- тодик иностранного языка. В прошлом году учебник прошел апробацию, и родители говорят, что интересно, красочно. Если бы таких проектов было больше, то мы бы добились большего. Если дальше целенаправленно так будет продолжаться, то будет хороший результат. Но еще раз подчер- киваю: в республике очень маленький процент людей, которые говорят: «Мы не хотим знать та- тарского языка». В системе образования, в школе я редко встречал таких людей, которые говорят: «Нет, я не хочу изучать татарский язык».
Вахит Имамов: Мы говорим «двуязычная школа», а ведь даже Тишков сказал, что татар- ско-русские школы дают фору российским школам. Это модель для образования. Даже он признал!
РУСЛАН АЙСИН: «ЭТО НЕ ВОПРОС ПРЕПОДАВАНИЯ, НЕ ВОПРОС ФИЛОЛОГИИ, НЕ ВОПРОС КАДРОВ, ЭТО ЧИСТАЯ ПОЛИТИКА» Модератор: Руслан Айсин – вы тоже дитя того поколения?
Руслан Айсин: Да, я в 1990-м г. поступил во 2-ю татарскую гимназию, ездил, кстати говоря, за 10 остановок, будучи юнцом. У нас в субботу была встреча одноклассников – 20 лет выпуска. Нормально, все говорим на татарском языке.
Но я соглашусь с Дамиром Мавлявеевичем в том, что действительно вопрос сугубо политизиро- ван. Это не вопрос преподавания, это не вопрос филологии, это не вопрос кадров, это чистая полити- ка. В России, так или иначе, абсолютно все политика: начинаете вы производить лапти или машины либо преподавать татарский язык – это все оборачивается в политику. В России по-другому никак, потому что это имперское пространство. Имперское пространство в психоментальном смысле очень сложное. Удивительным образом здесь соседствуют носители имперских комплексов и комплексов проигравших. Среди нас самих немало таких, обиженных, которые говорят: «Да зачем этот татар- ский язык? Мы же сами виноваты в этом, господа! Что же мы посыпаем голову пеплом?» Это очень сложный комплекс вопросов. Просто с наскока, чисто технологически это не решится никогда. Мы можем идеальную методику преподавания придумать, мы можем заплатить профессорам Оксфорда, чтобы они нам придумали эту методику, но это вопрос не решит. Это вопрос политики.
Гаяз Исхаки в свое время сказал, что первый шаг к свободе – это национальное образование, система национального образования. Естественно, Москва об этом знает, поэтому она старается потихонечку отсекать, выбивать у татар эту треногу Пифии, на которой сидит, как известно, про- рицатель. И если выбить эту треногу, то мы все падаем в известную расщелину дельфийскую.
Что еще можно отметить: язык – это не вопрос коммуникации, как многие ошибочно считают, это не вопрос того, что я объясняю тебе на татарском языке, это образ мысли, образ восприятия. В этом смысле мы, к сожалению, свой татарский язык сейчас опускаем до уровня просто коммуника- ции, вывески. Есть санскрит, есть латынь. Это сакральные языки. Санскрит, например, был языком брахманов, как он опустился до уровня хинди? До него не допускали ни женщин, ни кшатриев, ни вайш – редставителей низших каст. И после того, как в эти кастовые сущности стал проникать санскрит, он стал деградировать, как они считают, из этой деградации появились бенгали, хинди и другие языки региона. Но при этом санскрит живет. Латынь живет, хоть и говорят, что это мертвый язык. Потому что это язык не коммуникаций, это язык знаний, сакральных знаний.
У татар татарский язык являлся тоже сакральным инструментом, потому что даже наш не- формальный гимн звучит как «И туган тел, и матур тел. Әткәм, әнкәмнең теле». То есть татарин,
