348 приводя хоть сколь-нибудь значимого перечня аргументов и практически не ссылаясь на комплекс исторических источников.
Позволю еще ряд весьма возмущающих цитат профессора Мединского из той же главы «Татар- ский вопрос»: «Но ни шведский „потоп“ XVII в., ни века противостояния с Литвой и Польшей, ни две мировые войны с германцами, ни набеги варягов не впечатались так жутко в народное русское сознание. Нет в народной памяти ни поляка, ни немца, ни шведа – такого же беспощадного „со- сальщика“ дани, насильника, убийцы». Заметим, речь не только о далеком прошлом, но и о народ- ной памяти ХХ в., в которой татары оказываются хуже фашистов.
При этом Владимир Ростиславович противоречит сам себе, говоря о том, что половину войска Ивана Грозного почему-то составляли те же «ненавистные татары», которые при этом еще слу- жили верой и правдой Московскому государству (при таком-то враждебном отношении!). Кстати, почему-то сохранились останки именно православного воинства, завоевавшего Казань, что послу- жило основой для возведения храма-памятника, но не осталось мусульманских захоронений сто- ронников Ивана Грозного. Или их число было незначительное, или они не принимали деятельного участия в захвате Казани.
И в продолжение: «В дореволюционной истории ни выход к Балтике в начале XVIII в., ни взя- тие Варшавы в 1795 г., ни взятие Берлина в середине XVIII в. или Парижа в 1813 г. никогда не поднимались на Руси до такого уровня значимости, как взятие Казани или Крыма. Эта победа возводилась в ранг религиозной победы над «погаными», борьбы сил добра и зла».
Если рассуждать в этих категориях, то можно будет выносить на публичную поверхность то, о чем судачат на кухнях народы друг о друге. Что уж греха таить, татары также могут выдать из глубин сознания схожие интерпретации и понимание событий, связанных с ближайшим соседом. Стереотипы и обиды в отношении соседей существуют, пока живы сами соседи. Проблема в том, что Мединский не объясняет изменение восприятия «чужого». Как «чужой» постепенно переста- вал быть врагом и почему стоит относиться к данной истории спокойнее? Не это ли должен объяс- нять министр культуры многонациональной России?
Мединский же экстраполирует прошлое, весьма сложное отношение русских к татарам к дню сегодняшнему, продолжая лить воду на мельницу националистов. При всем при этом русские про- должают быть в историях министра культуры теми же русскими, что и сейчас, а татары оказыва- ются несложившимся этносом, хотя всему северному евразийскому пространству еще предстоят сложные и интенсивные этнические процессы, волны миграции, процессы интеграции культур и языков вплоть до ХХ в.
Дадим подсказку Владимиру Ростиславовичу: вместо разговора о многовековой нелюбви од- ного народа к другому можно было бы рассказывать о межцивилизационном столкновении того времени, европейских интересантах в схватке между Москвой и татарскими ханствами, ловкости российской дипломатии, нейтрализовавшей ногайцев, помощи ханств друг другу и вмешательстве османских султанов, наконец, даже посыпать соль на рану и порассуждать о естественности прои- грыша Казанского ханства: силе военных специалистов и технологий, поставляемых прямиком из совершившей технологической рывок Европы; гораздо большем экономическом, военном и люд- ском потенциале Москвы перед Казанью.
Подпускать к публичным рассуждениям о ненависти русских к татарам, национально-религи- озных смыслах подобных событий можно только тех, кто умеет осторожно расшифровывать эту многосложную антропологию чувств, иначе мы получим воспроизводство традиции ненависти, которая, в свою очередь, будет формировать обратную реакцию и противодействие. Заставляя за- быть о трагической истории, прошлых обидах, мы расчищаем поле для радикального взгляда. В Татарстане часто слышат разные стороны и умеют находить золотую середину, будем надеяться, что к ней смогут вернуться и сейчас.
Источник: https://www.business-gazeta.ru/article/442254, 12 октября 2019.
Позволю еще ряд весьма возмущающих цитат профессора Мединского из той же главы «Татар- ский вопрос»: «Но ни шведский „потоп“ XVII в., ни века противостояния с Литвой и Польшей, ни две мировые войны с германцами, ни набеги варягов не впечатались так жутко в народное русское сознание. Нет в народной памяти ни поляка, ни немца, ни шведа – такого же беспощадного „со- сальщика“ дани, насильника, убийцы». Заметим, речь не только о далеком прошлом, но и о народ- ной памяти ХХ в., в которой татары оказываются хуже фашистов.
При этом Владимир Ростиславович противоречит сам себе, говоря о том, что половину войска Ивана Грозного почему-то составляли те же «ненавистные татары», которые при этом еще слу- жили верой и правдой Московскому государству (при таком-то враждебном отношении!). Кстати, почему-то сохранились останки именно православного воинства, завоевавшего Казань, что послу- жило основой для возведения храма-памятника, но не осталось мусульманских захоронений сто- ронников Ивана Грозного. Или их число было незначительное, или они не принимали деятельного участия в захвате Казани.
И в продолжение: «В дореволюционной истории ни выход к Балтике в начале XVIII в., ни взя- тие Варшавы в 1795 г., ни взятие Берлина в середине XVIII в. или Парижа в 1813 г. никогда не поднимались на Руси до такого уровня значимости, как взятие Казани или Крыма. Эта победа возводилась в ранг религиозной победы над «погаными», борьбы сил добра и зла».
Если рассуждать в этих категориях, то можно будет выносить на публичную поверхность то, о чем судачат на кухнях народы друг о друге. Что уж греха таить, татары также могут выдать из глубин сознания схожие интерпретации и понимание событий, связанных с ближайшим соседом. Стереотипы и обиды в отношении соседей существуют, пока живы сами соседи. Проблема в том, что Мединский не объясняет изменение восприятия «чужого». Как «чужой» постепенно переста- вал быть врагом и почему стоит относиться к данной истории спокойнее? Не это ли должен объяс- нять министр культуры многонациональной России?
Мединский же экстраполирует прошлое, весьма сложное отношение русских к татарам к дню сегодняшнему, продолжая лить воду на мельницу националистов. При всем при этом русские про- должают быть в историях министра культуры теми же русскими, что и сейчас, а татары оказыва- ются несложившимся этносом, хотя всему северному евразийскому пространству еще предстоят сложные и интенсивные этнические процессы, волны миграции, процессы интеграции культур и языков вплоть до ХХ в.
Дадим подсказку Владимиру Ростиславовичу: вместо разговора о многовековой нелюбви од- ного народа к другому можно было бы рассказывать о межцивилизационном столкновении того времени, европейских интересантах в схватке между Москвой и татарскими ханствами, ловкости российской дипломатии, нейтрализовавшей ногайцев, помощи ханств друг другу и вмешательстве османских султанов, наконец, даже посыпать соль на рану и порассуждать о естественности прои- грыша Казанского ханства: силе военных специалистов и технологий, поставляемых прямиком из совершившей технологической рывок Европы; гораздо большем экономическом, военном и люд- ском потенциале Москвы перед Казанью.
Подпускать к публичным рассуждениям о ненависти русских к татарам, национально-религи- озных смыслах подобных событий можно только тех, кто умеет осторожно расшифровывать эту многосложную антропологию чувств, иначе мы получим воспроизводство традиции ненависти, которая, в свою очередь, будет формировать обратную реакцию и противодействие. Заставляя за- быть о трагической истории, прошлых обидах, мы расчищаем поле для радикального взгляда. В Татарстане часто слышат разные стороны и умеют находить золотую середину, будем надеяться, что к ней смогут вернуться и сейчас.
Источник: https://www.business-gazeta.ru/article/442254, 12 октября 2019.
