341 душные», которые лишены внутреннего напряжения веры и обращают внимание лишь на социаль- ную форму и материальные преимущества принадлежности к конфессии.
И постепенно, по мере дальнейшего усиления социальной обусловленности на основе однород- ных конфессиональных союзов выстраивается институциональная религия, опирающаяся на цер- ковь, священнослужителей, канонизированные обряды и религиозные догматы. А дальше – только от соотношения энергии живой веры, хранящейся в «тайниках сердца», и силы социального при- нуждения зависит, как скоро институт религии окажется во власти «Князя мира сего».
О ТРАДИЦИОННОМ ИСЛАМЕ КАЗАНСКИХ ТАТАР В российском исламе и православии доминирует представление о вере («иман»), а не понятие религии в смысле внешнего института. В этом своеобразие исторического опыта правоверных и православных: социализация живой веры трансформировала массовое сознание верующих в меньшей степени и в иных формах, чем в западных конфессиях.
Коран следует единой линии откровений и пророчеств, поэтому не делит живую веру на ре- лигии. «Те, которым дано писание, разделились в мнениях уже после того, как получили знание, из ревности одних к другому» (К.3:19). Другое дело, что исторический ислам отошел от корани- ческого откровения, повторил ошибки предшествующих религий и сам превратился в отдельную религию.
В связи с этим важно отметить особенности исторического ислама у казанских татар, которые повлияли на формирование самобытной традиции, сыгравшей свою роль на важном для татарско- го народа историческом переломе конца XIX – нач. XX вв.: • Духовное ядро татарского народа во все времена сохраняло непрерванную традицию едино- божия по линии Тангре – Ходай – Алла. Это, само по себе, утверждает в сознании единую ли- нию откровений и подчеркивает условность религиозных различий для тех, кто исповедует живую веру.
• Исламская конфессия казанских татар («северный ислам») существовала не в составе ближ- невосточных халифатов, а в условиях исторической, географической и политической авто- номии. В итоге эта конфессия не превратилась в религиозный институт, включенной в рос- сийскую систему власти и управления. При всем трагизме обстоятельств утраты казанскими татарами своей государственности, нельзя игнорировать тот факт, что насильственное вклю- чение казанских земель в состав российского государства и последующий социальный гнет под статусом Казанской губернии в составе Российской империи – все эти драматические со- бытия, в определенном смысле, послужили фактором консолидации татар в мусульманскую конфессию, ставшую основой для сбережения народа и его последующего развития.
• Практическая приоритетность, эффективность и более существенная значимость человече- ских отношений и деловых связей в среде единоверцев-мусульман как в Поволжье, так и за его пределами («товарищество, партнерство на вере»). Приверженность ценностям и нормам ислама в развитии отношений «по горизонтали» на протяжении как минимум трех столетий (XVII–XIX вв.) была гораздо более значимым условием не только развития, но и выживания татарского народа, чем формальное «подданичество» казанских татар в системе имперской российской вертикали.
• Для значительной части татарского социума принадлежность к мусульманской конфессии была не менее, а иногда и более значимой, чем идентификация с определенной этнической группой. Не случайно даже в качестве национального самоназвания часто использовалось название конфессии («мы мусульмане»).
Родовая и конфессиональная память для человека, как правило, более значима и устойчива в процессе социально-семейного наследования, чем сознание принадлежности к политической на- ции. Как показывает исторический опыт, для большинства народов нация как форма социальной общности – это весьма условный и преходящий феномен, возникающий в связи с конкуренцией за раздел ресурсов – ресурсов политического влияния, сырья и рынков.
И постепенно, по мере дальнейшего усиления социальной обусловленности на основе однород- ных конфессиональных союзов выстраивается институциональная религия, опирающаяся на цер- ковь, священнослужителей, канонизированные обряды и религиозные догматы. А дальше – только от соотношения энергии живой веры, хранящейся в «тайниках сердца», и силы социального при- нуждения зависит, как скоро институт религии окажется во власти «Князя мира сего».
О ТРАДИЦИОННОМ ИСЛАМЕ КАЗАНСКИХ ТАТАР В российском исламе и православии доминирует представление о вере («иман»), а не понятие религии в смысле внешнего института. В этом своеобразие исторического опыта правоверных и православных: социализация живой веры трансформировала массовое сознание верующих в меньшей степени и в иных формах, чем в западных конфессиях.
Коран следует единой линии откровений и пророчеств, поэтому не делит живую веру на ре- лигии. «Те, которым дано писание, разделились в мнениях уже после того, как получили знание, из ревности одних к другому» (К.3:19). Другое дело, что исторический ислам отошел от корани- ческого откровения, повторил ошибки предшествующих религий и сам превратился в отдельную религию.
В связи с этим важно отметить особенности исторического ислама у казанских татар, которые повлияли на формирование самобытной традиции, сыгравшей свою роль на важном для татарско- го народа историческом переломе конца XIX – нач. XX вв.: • Духовное ядро татарского народа во все времена сохраняло непрерванную традицию едино- божия по линии Тангре – Ходай – Алла. Это, само по себе, утверждает в сознании единую ли- нию откровений и подчеркивает условность религиозных различий для тех, кто исповедует живую веру.
• Исламская конфессия казанских татар («северный ислам») существовала не в составе ближ- невосточных халифатов, а в условиях исторической, географической и политической авто- номии. В итоге эта конфессия не превратилась в религиозный институт, включенной в рос- сийскую систему власти и управления. При всем трагизме обстоятельств утраты казанскими татарами своей государственности, нельзя игнорировать тот факт, что насильственное вклю- чение казанских земель в состав российского государства и последующий социальный гнет под статусом Казанской губернии в составе Российской империи – все эти драматические со- бытия, в определенном смысле, послужили фактором консолидации татар в мусульманскую конфессию, ставшую основой для сбережения народа и его последующего развития.
• Практическая приоритетность, эффективность и более существенная значимость человече- ских отношений и деловых связей в среде единоверцев-мусульман как в Поволжье, так и за его пределами («товарищество, партнерство на вере»). Приверженность ценностям и нормам ислама в развитии отношений «по горизонтали» на протяжении как минимум трех столетий (XVII–XIX вв.) была гораздо более значимым условием не только развития, но и выживания татарского народа, чем формальное «подданичество» казанских татар в системе имперской российской вертикали.
• Для значительной части татарского социума принадлежность к мусульманской конфессии была не менее, а иногда и более значимой, чем идентификация с определенной этнической группой. Не случайно даже в качестве национального самоназвания часто использовалось название конфессии («мы мусульмане»).
Родовая и конфессиональная память для человека, как правило, более значима и устойчива в процессе социально-семейного наследования, чем сознание принадлежности к политической на- ции. Как показывает исторический опыт, для большинства народов нация как форма социальной общности – это весьма условный и преходящий феномен, возникающий в связи с конкуренцией за раздел ресурсов – ресурсов политического влияния, сырья и рынков.
