236 сложился в Средневековье, требует такого языка, который объясняет во всех деталях то, что там заложено. По-русски это передать бывает сложно, поэтому сам предмет требует родного языка.
Здесь заходила речь, но не было до конца сказано: Наил Кадырович правильно отметил, что у нас только один философ нашелся – Гиззатов. Но проблема в том, что у нас была своя философская школа. Она была именно богословской. Но после того, как эти слова вместе с религией исключили из языка, философии тоже не стало. Понятно, что наши татары в советский период могли зани- маться марксистской философией, но они всегда уступали бы немцам, которые сделали это давно, то есть здесь возникает вторичность. Оригинальность мышления во многом основывается и на языке тоже. Поэтому родной язык позволяет встроиться в мировое сообщество с оригинальным взглядом, без этого и смысла нет, потому что здесь зашла речь о том, что многие шведы и так да- лее говорят сейчас по-английски. Старшее поколение уже не понимает молодых шведов, которые напичканы английским языком, но это же конец шведов. Если все будут говорить по-английски, то, что останется от шведского? Не знаю.
Но я для татар не хотел бы такого результата. В научном плане язык должен использоваться, причем не только историками или лингвистами, но и в других направлениях. Я допускаю, что в естественных науках может преобладать английский, особенно в будущем, но в гуманитарных науках – это не наш путь, нам надо развивать свою научную базу на собственных понятиях. Гу- манитарное направление должно быть сохранено. Это трудная работа, я согласен с предыдущим высказыванием. Если мы не достроим верхний уровень образовательной системы – университет, то нам, наверное, не удастся подобного сделать. Поэтому мы должны биться за верхний уровень, чтобы взаимоувязать все эти существующие у нас направления, чтобы татарский язык функцио- нировал полноценно.
Думаю, что и для математики татарский язык будет не плох, потому что он имеет свою специ- фику, очень такой интересный язык, несмотря на то что формульная база там полностью между- народная. Во всяком случае, я сейчас в журнале «Туган җир» печатаю одну философскую работу о бессмертии души – и на татарском языке это очень интересно получается. Данная паллиативная система на родном языке позволяет немножко по-другому развиваться. ИЛЬНАР ГАРИФУЛЛИН: «У МЕНЯ БЫЛИ СМУТНЫЕ НАДЕЖДЫ, ЧТО ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК ВЕРНУТ В ФИЛОСОФСКО-БОГОСЛОВСКИЙ АСПЕКТ» Модератор: Одна из опасностей, которые мы видим, – это деградация языка. Мы фактически говорим и пишем на русско-татарском, это деградация суржика, дальнейшая деградация приведет к потере научного языка. Просто он не сможет развиваться. Я долгое время занимался Персией, там они сохранили именно персидскую науку, то есть персидский взгляд на философию, у них есть и математика, и медицина. Они через философию заходят. Ильнар Гарифуллин: Я считаю, что нужно признать очевидные вещи: язык, в том числе и в научной среде, может существовать только в том случае, если для этого есть своя ниша либо, грубо говоря, сообщество, которое будет транслировать научные познания на данном языке.
У меня лично были смутные надежды, что мы татарский язык все-таки сможем вернуть в фило- софско-богословский формат через Болгарскую исламскую академию, потому что, когда ее орга- низовывали, были разговоры о том, что татарский станет одним из рабочих языков этого учебного заведения, но, к сожалению, после его создания выяснилось, что татарскому языку там никакой роли отводиться не будет, потому даже эти смутные надежды в итоге исчезли. То есть вернуть та- тарский язык в науку даже в таком философско-богословском формате, о котором говорил Дамир Мавлявиевич (то, что у нас было уже в XIX в.), мы через БИА не смогли, потому что для этого нет ниши.
Естественно, единственная ниша на сегодняшний день – это то, о чем мы говорим... возрожде- ние татарского национального университета. Может, кто-то другой еще в состоянии писать науч- ные труды на татарском языке, но я, как и большинство ученых, этим уже не занимаюсь, потому как нужна база и не только, а самое главное – мы должны понимать, для чего мы все это пишем.
Здесь заходила речь, но не было до конца сказано: Наил Кадырович правильно отметил, что у нас только один философ нашелся – Гиззатов. Но проблема в том, что у нас была своя философская школа. Она была именно богословской. Но после того, как эти слова вместе с религией исключили из языка, философии тоже не стало. Понятно, что наши татары в советский период могли зани- маться марксистской философией, но они всегда уступали бы немцам, которые сделали это давно, то есть здесь возникает вторичность. Оригинальность мышления во многом основывается и на языке тоже. Поэтому родной язык позволяет встроиться в мировое сообщество с оригинальным взглядом, без этого и смысла нет, потому что здесь зашла речь о том, что многие шведы и так да- лее говорят сейчас по-английски. Старшее поколение уже не понимает молодых шведов, которые напичканы английским языком, но это же конец шведов. Если все будут говорить по-английски, то, что останется от шведского? Не знаю.
Но я для татар не хотел бы такого результата. В научном плане язык должен использоваться, причем не только историками или лингвистами, но и в других направлениях. Я допускаю, что в естественных науках может преобладать английский, особенно в будущем, но в гуманитарных науках – это не наш путь, нам надо развивать свою научную базу на собственных понятиях. Гу- манитарное направление должно быть сохранено. Это трудная работа, я согласен с предыдущим высказыванием. Если мы не достроим верхний уровень образовательной системы – университет, то нам, наверное, не удастся подобного сделать. Поэтому мы должны биться за верхний уровень, чтобы взаимоувязать все эти существующие у нас направления, чтобы татарский язык функцио- нировал полноценно.
Думаю, что и для математики татарский язык будет не плох, потому что он имеет свою специ- фику, очень такой интересный язык, несмотря на то что формульная база там полностью между- народная. Во всяком случае, я сейчас в журнале «Туган җир» печатаю одну философскую работу о бессмертии души – и на татарском языке это очень интересно получается. Данная паллиативная система на родном языке позволяет немножко по-другому развиваться. ИЛЬНАР ГАРИФУЛЛИН: «У МЕНЯ БЫЛИ СМУТНЫЕ НАДЕЖДЫ, ЧТО ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК ВЕРНУТ В ФИЛОСОФСКО-БОГОСЛОВСКИЙ АСПЕКТ» Модератор: Одна из опасностей, которые мы видим, – это деградация языка. Мы фактически говорим и пишем на русско-татарском, это деградация суржика, дальнейшая деградация приведет к потере научного языка. Просто он не сможет развиваться. Я долгое время занимался Персией, там они сохранили именно персидскую науку, то есть персидский взгляд на философию, у них есть и математика, и медицина. Они через философию заходят. Ильнар Гарифуллин: Я считаю, что нужно признать очевидные вещи: язык, в том числе и в научной среде, может существовать только в том случае, если для этого есть своя ниша либо, грубо говоря, сообщество, которое будет транслировать научные познания на данном языке.
У меня лично были смутные надежды, что мы татарский язык все-таки сможем вернуть в фило- софско-богословский формат через Болгарскую исламскую академию, потому что, когда ее орга- низовывали, были разговоры о том, что татарский станет одним из рабочих языков этого учебного заведения, но, к сожалению, после его создания выяснилось, что татарскому языку там никакой роли отводиться не будет, потому даже эти смутные надежды в итоге исчезли. То есть вернуть та- тарский язык в науку даже в таком философско-богословском формате, о котором говорил Дамир Мавлявиевич (то, что у нас было уже в XIX в.), мы через БИА не смогли, потому что для этого нет ниши.
Естественно, единственная ниша на сегодняшний день – это то, о чем мы говорим... возрожде- ние татарского национального университета. Может, кто-то другой еще в состоянии писать науч- ные труды на татарском языке, но я, как и большинство ученых, этим уже не занимаюсь, потому как нужна база и не только, а самое главное – мы должны понимать, для чего мы все это пишем.
