— Да, пописывал. Вот говорят — фронтовые, окопные стихи. В окопах стихи писать трудно. Невозможно. Но стихи я писал, когда мы выходили на отдых, а потом в госпиталях. Я же был тяжело ранен, меня много лечи ли — вот в госпиталях и пописывал.
— А что вы пили на войне?
— Воду, чай... Сто грамм не всегда были, это зимой выдавали. Эти сто грамм иногда доходили до передовой, иногда по пути пропадали. Тоже бывало...
— Часто ли Вам писали из дома?
— Отец и мать у меня были неграмотные, а вот жена писала часто. В 43-м году в нашей деревне погибли люди — отравились прошлогодними колосьями. Где-то человек 50 умерло. И вот моя жена об этом мне не написала.
Так что в письмах из дома никто никогда не жаловался, не писал о том, что живется трудно. Не только цензура мешала — на фронт нельзя было посылать плохие вести, потому что бойцу не подмога.
И еще вот что удивительно: во время войны письма на фронт из дома приходили самое большое через пятнадцать дней, а так — даже через 10 дней. А в наше время — лет пятнадцать назад — письмо из Чишмов шло три недели. Сейчас, правда, наладилось немного.
И все равно, даже сейчас удивляюсь. Подумайте, был огромный фронт от моря до моря. И все-таки всегда были боеприпасы, люди не были голодными, всеобщая связь была. Сейчас не представляю, уму это непостижимо. В те годы мы держались. Выдержали, одним словом.
— А что вы писали домой? Каково было отношение к солдатским письмам?
— О солдатских письмах можно говорить так: они при ходили, надежду приносили. Но часто за ними приходили похоронки.
Похоронку принесли и к нам домой. Муж сестры моей матери был мой полный тезка — Каримов Мустафа Сафич. Принесли эту похоронку нам, потом стали читать, разоб рались. Там было написано «рядовой» — он как раз рядо вой был. Тетя потом горько упрекала мою мать: «Почему ты своему сыну дала имя Мустафы?..» Эта печаль осталась навсегда...
442
— А что вы пили на войне?
— Воду, чай... Сто грамм не всегда были, это зимой выдавали. Эти сто грамм иногда доходили до передовой, иногда по пути пропадали. Тоже бывало...
— Часто ли Вам писали из дома?
— Отец и мать у меня были неграмотные, а вот жена писала часто. В 43-м году в нашей деревне погибли люди — отравились прошлогодними колосьями. Где-то человек 50 умерло. И вот моя жена об этом мне не написала.
Так что в письмах из дома никто никогда не жаловался, не писал о том, что живется трудно. Не только цензура мешала — на фронт нельзя было посылать плохие вести, потому что бойцу не подмога.
И еще вот что удивительно: во время войны письма на фронт из дома приходили самое большое через пятнадцать дней, а так — даже через 10 дней. А в наше время — лет пятнадцать назад — письмо из Чишмов шло три недели. Сейчас, правда, наладилось немного.
И все равно, даже сейчас удивляюсь. Подумайте, был огромный фронт от моря до моря. И все-таки всегда были боеприпасы, люди не были голодными, всеобщая связь была. Сейчас не представляю, уму это непостижимо. В те годы мы держались. Выдержали, одним словом.
— А что вы писали домой? Каково было отношение к солдатским письмам?
— О солдатских письмах можно говорить так: они при ходили, надежду приносили. Но часто за ними приходили похоронки.
Похоронку принесли и к нам домой. Муж сестры моей матери был мой полный тезка — Каримов Мустафа Сафич. Принесли эту похоронку нам, потом стали читать, разоб рались. Там было написано «рядовой» — он как раз рядо вой был. Тетя потом горько упрекала мою мать: «Почему ты своему сыну дала имя Мустафы?..» Эта печаль осталась навсегда...
442
