Например, в трагедии о Прометее меня интересовало, как люди приняли огонь, дарованный им. В древнем сказании об этом ничего не говорится. А ведь это очень важно: отношение людей к идее, к идеалу, к мечте. По моей концепции, у Прометея люди огонь не принимают, они не готовы к этому. Человек сам по себе консервативен, он сопротивляется первому удару света, мысли. Вот что меня волновало, и против этого консерватизма я направ лял свою трагедию.
В «Салавате» я опирался на известный исторический материал. О Салавате всегда писали как о воине, который не знал страха и сомнений. Но меня волновала проблема: как должен вести себя вождь восставшего народа, кото рый обрек этот народ на испытания, на поражение, на воз мездие? Я создал собственную концепцию его характера. Мой Салават уходит в море, звеня кандалами. По суще ству, это добровольный уход из жизни, он отдал все, что мог, он исчерпал себя. А такая личность, исчерпав себя, уже не может кое-как доживать свой век, «доползать», по существу, до могилы.
Я думаю: если бы передо мной стоял такой выбор, я, наверное, пошел бы по пути Салавата.
Правильно говорил Александр Фадеев: о чем бы ни писал писатель, он пишет свою биографию. Во все вкла дывает самого себя. Это биография его радостей и страда ний, надежд и крушения надежд, его падений и взлетов. И всегда, о чем бы настоящий писатель ни писал, он пи шет о своем народе.
Писатель должен быть очень чуток к потерям. Причем нет потерь больших или малых. Для ребенка потеря осколка стекла равноценна потере целого мира. Это необ ходимо чувствовать.
Поэт начинает с ощущения потери, боли. Когда падает с дерева лист, мы не слышим этого. А для какого-то чут кого существа это падение равно катастрофе. Вот это ощущение катастрофы в малом является одним из свойств человека, причастного к творчеству.
— От разговора об исторических трагедиях мы пере ходим к драматургии вообще. Автор, чье имя прочно связывается с современным театральным процессом, чья драма «В ночь лунного затмения» обошла сцены 180
В «Салавате» я опирался на известный исторический материал. О Салавате всегда писали как о воине, который не знал страха и сомнений. Но меня волновала проблема: как должен вести себя вождь восставшего народа, кото рый обрек этот народ на испытания, на поражение, на воз мездие? Я создал собственную концепцию его характера. Мой Салават уходит в море, звеня кандалами. По суще ству, это добровольный уход из жизни, он отдал все, что мог, он исчерпал себя. А такая личность, исчерпав себя, уже не может кое-как доживать свой век, «доползать», по существу, до могилы.
Я думаю: если бы передо мной стоял такой выбор, я, наверное, пошел бы по пути Салавата.
Правильно говорил Александр Фадеев: о чем бы ни писал писатель, он пишет свою биографию. Во все вкла дывает самого себя. Это биография его радостей и страда ний, надежд и крушения надежд, его падений и взлетов. И всегда, о чем бы настоящий писатель ни писал, он пи шет о своем народе.
Писатель должен быть очень чуток к потерям. Причем нет потерь больших или малых. Для ребенка потеря осколка стекла равноценна потере целого мира. Это необ ходимо чувствовать.
Поэт начинает с ощущения потери, боли. Когда падает с дерева лист, мы не слышим этого. А для какого-то чут кого существа это падение равно катастрофе. Вот это ощущение катастрофы в малом является одним из свойств человека, причастного к творчеству.
— От разговора об исторических трагедиях мы пере ходим к драматургии вообще. Автор, чье имя прочно связывается с современным театральным процессом, чья драма «В ночь лунного затмения» обошла сцены 180
