95 Cовет молодых литераторов вала его сама по советскому руководству для лечения грудничков. Мы играем в пирамидки и резиновые уточки, потому что мама вычитала, что мелкая моторика развивает мозг. Дед много смеется. Мы учимся ходить. Шаг за шагом. Левая. Да. Поднимай. Молодец. Теперь правая. Да. Поднимай. Хорошо. Видишь, как здорово получается? Еще немного, и сможем выйти на улицу. А там такое солнышко! И вдруг резко замирает. Тихо и стыдливо: – Я забыл. Забыл, как ходить.
И не смеется.
И я объясняю, показываю, держу, но он уже не старается. И мы играем в пи- рамидки.
Человек, окончательно заблудившийся в коридорах времени. И в какой-то момент я срываюсь.
Я рассказываю ему про него. О том, что у него было десять сестер и братьев, как его мать отправили на завод в тыл, без детей, а отец ушел на фронт. И он остался с ними один в военный голод. Двенадцатилетний мальчишка. Старший. Как он попытался украсть мешок огурцов с колхозного поля. Как он бежал с этим мешком от конного сторожа и понимал, что если бросить – непременно уйдет, кустами, заборами, огородами, но как бросить, когда дома десять ревущих от голода детей? Как его посадили, и он считает, что поделом, и как он с тех пор никогда не брал чужого и не ел огурцов. О том, что выжила только самая млад- шая его сестра, трехлетняя Амина, которую единственную из-за возраста взяли в переполненный детский дом. Как потом после войны, мелкий и жилистый, он стал Батыром Татарии, победив в национальной борьбе самых сильных бойцов республики. Их подводил рост, а главное условие победы – перекинуть противника через себя. Чтобы ухватить деда, они наклонялись к нему, и он тут же подсекал их. Как именно там он заметил девушку удивительной красоты, на которой вскоре и женился. Как он два месяца с беременной женой на товарняках добирался до Байкала. Его старшая дочь родилась в поезде. Может, поэтому у нее такой мерзкий харак- тер. В Татарии была засуха, голод, а на Байкале, по слухам, всегда можно было прокормиться рыбой. На деле оказалось, что рыбу нужно уметь ловить для начала. Не говоря уже о необходимом снаряжении и снастях. И дед подался в Прокопьевск. Там открылось несколько шахт разом и народу не хватало. С шестью классами образования он стал сначала бригадиром, потом начальником участка. Он, единственный из администрации, сам перед каждой сменой спускался в забой проверять технику безопасности. Именно поэтому его трижды заваливало. Как-то его не могли откопать двое суток, и он целый год лежал пластом и ждал, пока все его кости срастутся. Как он любил работать, как наслаждался солнцем, как пел и шутил. Я говорю и говорю, много часов подряд, с подробностями, с такими деталями, о которых никто, кроме нас двоих, знать не может. И когда останавливаюсь, чтобы перевести дух, он заинтересованно спрашивает: – Это ты про кого? Из книжки? Хороший человек был, да?
Зато в следующий мой приезд мы неожиданно совпали. Он вдруг оказался здесь и сейчас. И удивился, как долго меня не было. Я рассказала, что живу в Москве, учусь во ВГИКе и работаю на телевидении, пишу кино. Он обрадовался и сказал, что всегда знал, как далеко я пойду. А потом он сам встал и медленно подошел ко мне. Наклонился и прошептал тихо: – Отпусти меня, я больше не могу.
И не смеется.
И я объясняю, показываю, держу, но он уже не старается. И мы играем в пи- рамидки.
Человек, окончательно заблудившийся в коридорах времени. И в какой-то момент я срываюсь.
Я рассказываю ему про него. О том, что у него было десять сестер и братьев, как его мать отправили на завод в тыл, без детей, а отец ушел на фронт. И он остался с ними один в военный голод. Двенадцатилетний мальчишка. Старший. Как он попытался украсть мешок огурцов с колхозного поля. Как он бежал с этим мешком от конного сторожа и понимал, что если бросить – непременно уйдет, кустами, заборами, огородами, но как бросить, когда дома десять ревущих от голода детей? Как его посадили, и он считает, что поделом, и как он с тех пор никогда не брал чужого и не ел огурцов. О том, что выжила только самая млад- шая его сестра, трехлетняя Амина, которую единственную из-за возраста взяли в переполненный детский дом. Как потом после войны, мелкий и жилистый, он стал Батыром Татарии, победив в национальной борьбе самых сильных бойцов республики. Их подводил рост, а главное условие победы – перекинуть противника через себя. Чтобы ухватить деда, они наклонялись к нему, и он тут же подсекал их. Как именно там он заметил девушку удивительной красоты, на которой вскоре и женился. Как он два месяца с беременной женой на товарняках добирался до Байкала. Его старшая дочь родилась в поезде. Может, поэтому у нее такой мерзкий харак- тер. В Татарии была засуха, голод, а на Байкале, по слухам, всегда можно было прокормиться рыбой. На деле оказалось, что рыбу нужно уметь ловить для начала. Не говоря уже о необходимом снаряжении и снастях. И дед подался в Прокопьевск. Там открылось несколько шахт разом и народу не хватало. С шестью классами образования он стал сначала бригадиром, потом начальником участка. Он, единственный из администрации, сам перед каждой сменой спускался в забой проверять технику безопасности. Именно поэтому его трижды заваливало. Как-то его не могли откопать двое суток, и он целый год лежал пластом и ждал, пока все его кости срастутся. Как он любил работать, как наслаждался солнцем, как пел и шутил. Я говорю и говорю, много часов подряд, с подробностями, с такими деталями, о которых никто, кроме нас двоих, знать не может. И когда останавливаюсь, чтобы перевести дух, он заинтересованно спрашивает: – Это ты про кого? Из книжки? Хороший человек был, да?
Зато в следующий мой приезд мы неожиданно совпали. Он вдруг оказался здесь и сейчас. И удивился, как долго меня не было. Я рассказала, что живу в Москве, учусь во ВГИКе и работаю на телевидении, пишу кино. Он обрадовался и сказал, что всегда знал, как далеко я пойду. А потом он сам встал и медленно подошел ко мне. Наклонился и прошептал тихо: – Отпусти меня, я больше не могу.
