41 Проза Вошла молчаливая, будто окаменевшая, девочка в красных одеждах, и он узнал, что у неё умерла мать.
Он был очень строен. Синее небо заглянуло ему в глаза, когда он родился. Долгое время считали, что он нездоров. Всё потому, что худ и чрезмерно задум- чив, не по возрасту. Не дурачился с мальчишками, не бегал со страусами напе- регонки. Не ладил себе крыльев, не летал со скал в долину с ушастыми грифами и не переговаривался с носатыми токо. Не ловил блестящих скворцов, не сажал их в клетку. Слишком бел и тих. Среди учеников был первым и почти никак не шалил, и тут открылось его главное свойство: делать магические шары. Здесь это никто не умел – создавать гладкие шары, заключающие в себя различные чувства человека: грусть, боль, любовь – ведь чего только с людьми не бывает. То есть, такой шар мог подарить нужное чувство или избавить от грустных мыслей и тяжёлых воспоминаний, забрать их в себя и унести. Тогда те люди, которым жилось беззаботно и весело, могли забрать себе этот шар, чтобы, наконец, погрустить и подумать о жизни. Им это было полезно.
Шары покоя белели ослепительно, как свет белого дня.
Печальные шары были синего, переливчатого цвета, мерцали изнутри, как далёкие звёзды ночного неба.
Радостные шары теплых цветов играли при любом свете, как разноцветные плошки в лавке местного гончара.
Шары нехороших, подлых мыслей и чувств вспыхивали цветом от жёлтого до коричневого самых неприличных оттенков, напоминая все виды человеческих испражнений сразу.
Как появился он в этом месте, никто не помнил точно. Только, если спросите старика Оби, он скажет вам, что прибило однажды к берегу утлое судёнышко, похожее на люльку. Лежал там чистенький младенец, завернутый в нежную мате- рию. Оби взял его себе и назвал Гугу – «сокровище». Мальчик долго был диковат, но житьё рядом с Оби, обладавшим особенной душевной теплотой, исцеляло его, и в нём открылся дар… Девочка по имени Адаез наконец заплакала, когда тяжёлый тёмный шар ос- вободил её, даже Гугу дрогнул, увидев, как плещется в нём густая тяжелая печаль. «Ей непременно нужен шар покоя», – подумал он. Очень хотелось помочь. Шар вышел идеально белым и гладким. Когда она покинула комнату, Гугу забылся чем-то вроде сна. Густой тяжелый цвет печали девочки в красном не оставлял его. Сквозь дрёму почувствовал он заботливые руки Оби. Старик укрыл его оде- ялом и всё время что-то ласково бормотал. Хорошо было со стариком Оби. Он понимал многое. Дар любой – тяжелая ноша, даже если тебя за него любят, если даже мальчишки бегут наперегонки, чтобы исполнить любую твою просьбу, даже если красивые девушки мечтают о тебе.
Адаез тем временем сменила свой траур на пурпурный и золотой. Девочка всё чаще, прикрыв глаза, смотрела вверх, в синее небо. Ведь у того странного юноши были именно такие глаза. Луна, светившая сквозь резные листья пальм, всё больше напоминала ей тот самый шар покоя, а сова среди ночи всё громче кричала: «Гу-гу! Гу-гу!». Адаез взрослела, и тело её спело, наливалось, приобре- тало кипарисовую стройность, собственный разум и собственный голос. Отец не в силах был переубедить наследницу, и она, в царских нарядах, выбрала Гугу мужем и своим властителем, станцевав свой единственный счастливый танец и поставив свою красивую ножку ему на плечо.
Он знал, что нельзя её оставлять и знал, что не в силах будет её оставить. Так он стал мужем принцессы, родственником короля. Ничего не изменилось. Он всё
Он был очень строен. Синее небо заглянуло ему в глаза, когда он родился. Долгое время считали, что он нездоров. Всё потому, что худ и чрезмерно задум- чив, не по возрасту. Не дурачился с мальчишками, не бегал со страусами напе- регонки. Не ладил себе крыльев, не летал со скал в долину с ушастыми грифами и не переговаривался с носатыми токо. Не ловил блестящих скворцов, не сажал их в клетку. Слишком бел и тих. Среди учеников был первым и почти никак не шалил, и тут открылось его главное свойство: делать магические шары. Здесь это никто не умел – создавать гладкие шары, заключающие в себя различные чувства человека: грусть, боль, любовь – ведь чего только с людьми не бывает. То есть, такой шар мог подарить нужное чувство или избавить от грустных мыслей и тяжёлых воспоминаний, забрать их в себя и унести. Тогда те люди, которым жилось беззаботно и весело, могли забрать себе этот шар, чтобы, наконец, погрустить и подумать о жизни. Им это было полезно.
Шары покоя белели ослепительно, как свет белого дня.
Печальные шары были синего, переливчатого цвета, мерцали изнутри, как далёкие звёзды ночного неба.
Радостные шары теплых цветов играли при любом свете, как разноцветные плошки в лавке местного гончара.
Шары нехороших, подлых мыслей и чувств вспыхивали цветом от жёлтого до коричневого самых неприличных оттенков, напоминая все виды человеческих испражнений сразу.
Как появился он в этом месте, никто не помнил точно. Только, если спросите старика Оби, он скажет вам, что прибило однажды к берегу утлое судёнышко, похожее на люльку. Лежал там чистенький младенец, завернутый в нежную мате- рию. Оби взял его себе и назвал Гугу – «сокровище». Мальчик долго был диковат, но житьё рядом с Оби, обладавшим особенной душевной теплотой, исцеляло его, и в нём открылся дар… Девочка по имени Адаез наконец заплакала, когда тяжёлый тёмный шар ос- вободил её, даже Гугу дрогнул, увидев, как плещется в нём густая тяжелая печаль. «Ей непременно нужен шар покоя», – подумал он. Очень хотелось помочь. Шар вышел идеально белым и гладким. Когда она покинула комнату, Гугу забылся чем-то вроде сна. Густой тяжелый цвет печали девочки в красном не оставлял его. Сквозь дрёму почувствовал он заботливые руки Оби. Старик укрыл его оде- ялом и всё время что-то ласково бормотал. Хорошо было со стариком Оби. Он понимал многое. Дар любой – тяжелая ноша, даже если тебя за него любят, если даже мальчишки бегут наперегонки, чтобы исполнить любую твою просьбу, даже если красивые девушки мечтают о тебе.
Адаез тем временем сменила свой траур на пурпурный и золотой. Девочка всё чаще, прикрыв глаза, смотрела вверх, в синее небо. Ведь у того странного юноши были именно такие глаза. Луна, светившая сквозь резные листья пальм, всё больше напоминала ей тот самый шар покоя, а сова среди ночи всё громче кричала: «Гу-гу! Гу-гу!». Адаез взрослела, и тело её спело, наливалось, приобре- тало кипарисовую стройность, собственный разум и собственный голос. Отец не в силах был переубедить наследницу, и она, в царских нарядах, выбрала Гугу мужем и своим властителем, станцевав свой единственный счастливый танец и поставив свою красивую ножку ему на плечо.
Он знал, что нельзя её оставлять и знал, что не в силах будет её оставить. Так он стал мужем принцессы, родственником короля. Ничего не изменилось. Он всё
