26 Литературный перекрёсток – Нет, я не сказала… Галактион только летом вернётся, мы можем в сентябре начать?
– Конечно.
– Тогда, пожалуйста, держите место для моего сына. Он толковый мальчик.
Странные люди: за девять месяцев звонят, будто очередь на годы вперёд рас- писана. За это время ребёнка можно выносить и родить.
Позвонили на Рождество: «С праздником вас, вы ведь о нас помните? Не за- бывайте, пожалуйста». Потом – на 8 Марта, в ненавистный этот праздник. Ну и 9 Мая, конечно. И тут Анна Антоновна, которую ещё никто вот так лично за тридцать пять лет жизни не поздравлял с Днём Победы, словно услышала, как по её венам бежит кровь деда-разведчика. Заварила чай покрепче, натянула шер- стяные носки в холодный этот день, когда ни солнца, ни отопления, включила компьютер. Нашла непрочитанное письмо полугодовой давности от Лены, как выяснилось, Усмановой и отправилась на поиски её сына, несуразного Галактиона, тоже, видимо, Усманова, среди тысяч тёзок и однофамильцев. Задача для внучки разведчика оказалась досадно простой: первая же ссылка вела, вне сомнений, на нужную страницу. Совпадало всё: местоположение (последние два года учится в лицее для одарённых детей в другом городе), номер местной школы, который как-то обронила в разговоре мама Лена, «толковость» мальчика: олимпиады и олимпиады, победы и победы. Промах вышел только с несуразностью: обладатель нелепейшего сочетания имени и фамилии был крепок, ладен, красив, чего уж скрывать. Мужчина шестнадцати лет отроду.
Лето, как водится, пролетело. В августе затрезвонили ученики и их родите- ли. И робкая эта Лена, которой не помешало бы отчество (чай, не моложе Анны Антоновны) и которая никак его не выдавала (тоже, наверное, дед-разведчик), позвонила в радостном, приподнятом настроении: «Завтра Галактион возвраща- ется. В субботу сходит в школу, узнает расписание, и первого сентября начнём!» Анна Антоновна забралась на табуретку, смахнула пыль со шкафа (делалось это обычно накануне больших праздников), сняла шторы с гардин, забросила в стиральную машинку. Дома не сиделось – отправилась в хозяйственный мага- зин и купила три пары тапочек взамен старых и большие чайные кружки. Скоро начнётся учебный год. � 31 августа в пять условленных часов никто не позвонил. И в шесть, и в семь, и в восемь, а после восьми Анна Антоновна отключала телефон. Вечером первого сентября она решила напомнить о себе: – Лена, здравствуйте. Мы должны были обсудить расписание...
– Анна Антоновна, простите нас, пожалуйста. Мой сын погиб. Завтра похороны.
Здесь было непонятно всё. Почему «простите»? Что такое «мой сын», как это «мой сын»? И как – «погиб»? Как погибают в мирное время в семнадцать? И зачем ей знать про похороны, на которые она не придёт. «Господи, держитесь, пожалуй- ста», – ответила Анна Антоновна. И это тоже было непонятно: откуда «господи», что за «держитесь», за что «держитесь», будто что-то удержит.
Её словно ударили по затылку. И столько мыслей было сразу. И кощунственная: «Повезло, что он не успел здесь побывать: как бы я тут жила одна», и досадная: «Я так и не узнаю, каким он был». Они путались, чередовались, толкались. Только поезд «что-же-могло-случиться-что-же-могло-случиться» курсировал от левого виска к правому, от правого – к левому, постоянно сходя с рельсов. Аня стала ис- кать. Не то он изменился за лето, не то она видела его сегодня иначе, но с личной страницы Галактиона на неё смотрел красавец в сигаретном дыму: «Ты куришь?
– Конечно.
– Тогда, пожалуйста, держите место для моего сына. Он толковый мальчик.
Странные люди: за девять месяцев звонят, будто очередь на годы вперёд рас- писана. За это время ребёнка можно выносить и родить.
Позвонили на Рождество: «С праздником вас, вы ведь о нас помните? Не за- бывайте, пожалуйста». Потом – на 8 Марта, в ненавистный этот праздник. Ну и 9 Мая, конечно. И тут Анна Антоновна, которую ещё никто вот так лично за тридцать пять лет жизни не поздравлял с Днём Победы, словно услышала, как по её венам бежит кровь деда-разведчика. Заварила чай покрепче, натянула шер- стяные носки в холодный этот день, когда ни солнца, ни отопления, включила компьютер. Нашла непрочитанное письмо полугодовой давности от Лены, как выяснилось, Усмановой и отправилась на поиски её сына, несуразного Галактиона, тоже, видимо, Усманова, среди тысяч тёзок и однофамильцев. Задача для внучки разведчика оказалась досадно простой: первая же ссылка вела, вне сомнений, на нужную страницу. Совпадало всё: местоположение (последние два года учится в лицее для одарённых детей в другом городе), номер местной школы, который как-то обронила в разговоре мама Лена, «толковость» мальчика: олимпиады и олимпиады, победы и победы. Промах вышел только с несуразностью: обладатель нелепейшего сочетания имени и фамилии был крепок, ладен, красив, чего уж скрывать. Мужчина шестнадцати лет отроду.
Лето, как водится, пролетело. В августе затрезвонили ученики и их родите- ли. И робкая эта Лена, которой не помешало бы отчество (чай, не моложе Анны Антоновны) и которая никак его не выдавала (тоже, наверное, дед-разведчик), позвонила в радостном, приподнятом настроении: «Завтра Галактион возвраща- ется. В субботу сходит в школу, узнает расписание, и первого сентября начнём!» Анна Антоновна забралась на табуретку, смахнула пыль со шкафа (делалось это обычно накануне больших праздников), сняла шторы с гардин, забросила в стиральную машинку. Дома не сиделось – отправилась в хозяйственный мага- зин и купила три пары тапочек взамен старых и большие чайные кружки. Скоро начнётся учебный год. � 31 августа в пять условленных часов никто не позвонил. И в шесть, и в семь, и в восемь, а после восьми Анна Антоновна отключала телефон. Вечером первого сентября она решила напомнить о себе: – Лена, здравствуйте. Мы должны были обсудить расписание...
– Анна Антоновна, простите нас, пожалуйста. Мой сын погиб. Завтра похороны.
Здесь было непонятно всё. Почему «простите»? Что такое «мой сын», как это «мой сын»? И как – «погиб»? Как погибают в мирное время в семнадцать? И зачем ей знать про похороны, на которые она не придёт. «Господи, держитесь, пожалуй- ста», – ответила Анна Антоновна. И это тоже было непонятно: откуда «господи», что за «держитесь», за что «держитесь», будто что-то удержит.
Её словно ударили по затылку. И столько мыслей было сразу. И кощунственная: «Повезло, что он не успел здесь побывать: как бы я тут жила одна», и досадная: «Я так и не узнаю, каким он был». Они путались, чередовались, толкались. Только поезд «что-же-могло-случиться-что-же-могло-случиться» курсировал от левого виска к правому, от правого – к левому, постоянно сходя с рельсов. Аня стала ис- кать. Не то он изменился за лето, не то она видела его сегодня иначе, но с личной страницы Галактиона на неё смотрел красавец в сигаретном дыму: «Ты куришь?
