120 Проза Любимая моя работа у Тюлькина – изысканные и философские «Цветущие окна»: перекошенная, из аксаковских времен бревенчатая стена в светло-серых остатках штукатурки, раскрытые створки окон с рвущимся наружу красным и белым цветом гераней, с игрой благородного колорита матовой, таинственной фактуры темперных красок. Уцелевший на склоне дом самого Тюлькина смотрит на простор тоже тремя окнами в наличниках, в обрамлении белых, как загрунто- ванных, ставен. Но я вспоминаю и скромный Тюлькинский холст, написанный в пятидесятых, изображающий уфимские холмы – шиханы с левого берега Белой. Я мог видеть, и видел, эти холмы именно в те времена, когда старый художник их писал. На одном, самом высоком, – водонапорная башня, видная из окна нашей кухни. Но нам открывалась еще и застроенная сторона кручи, – с домишками, сараями, загородками, непонятно как держащимися над крутизной и не спол- зающими, не падающими. Так виделось снизу. Зимой, если прищуриться, или в сумерках, они походили на заплатки с крупными черными стежками на грубом и мятом снежном полотне. Над Белой холмы стояли высоко, а дальше взгорье понижалось, прогибая спину, но все равно оставалось городской горой, возвышавшейся над заозерьем. Там дугой тянулась сверху вниз, выводя к переправе и на Бирский – Сибирский – тракт, улица Трактовая, мощеная еще во времена Нестерова речным, со сталь- ным отливом, булыжником. Это по ней катили на масленицу в ковровых санях нижегородские купцы-староверы Кобяковы, и при них, наверное, на том же месте, на середине подъема стояла кузница. Я вижу красный огонь, игравший внутри за широкими дверьми, темные столбы станка перед ней, куда привязывали подко- вываемую лошадь, всегда отворачивавшую куда-то вверх голову с остро торча- щими ушами и косящим меланхоличным глазом. Лошадей скоро почти не стало, хотя закрытая кузня с ржавевшим засовом поперек дверей еще долго врастала в затоптанную землю. Там, почти наверху горы, жил мой одноклассник, с которым я подружился в классе первом или втором – Ринат Уразметов. Мне нравилось, что смотрел он уве- ренно, не мигая, серо-голубыми глазами, говорил обо всем с важностью всезнайки. Был он в такой же вельветовой курточке, как у меня, с таким же выпущенным наверх белым воротничком, такого же, как я, маленького роста. О чем говорили мы, что находили общего? В детстве нет пустяков и все интересно. К его дому шла одна из кривых улочек, наверху ответвлявшихся от Трактовой. Почему Рината привели в нашу школу, чтобы каждый день он спускался вниз и опять взбирался в гору? Были школы и поближе, наверху. Не один Ринат из нашего класса жил на склоне, но так высоко только он.
Я приходил к Ринату в гости. Его бабушка, аккуратная старушка в пестром, в багряных узорах, халате и выгоревшем платке, в таких же, как у бабы Любы, остроносых калошах, смотрела не улыбаясь, но добродушно, все время двигаясь по двору, где так же уверенно похаживали куры, косясь друг на друга и краснеясь похожими на узоры хозяйкиного халата клонящимися гребнями. Домик их здесь не казался висящим над бездной, как это представлялось снизу, издалека. Отец Рината, скоро умерший, работал недалеко, на бензоколонке, стоявшей там, где кончался подъем, звенело трамвайное кольцо, и благоухал свежеиспеченными буханками хлебозавод. Ну и, конечно, позже Ринат пошел в другую школу, сто- явшую недалеко, наверху, куда стал ходить и переехавший на Трактовую мой друг Ляпустин. Через много лет я встретил Рината у той самой бензоколонки, где давным- давно встречал его отца. Одетый в синюю лётную форму, Ринат рассказал, что
Я приходил к Ринату в гости. Его бабушка, аккуратная старушка в пестром, в багряных узорах, халате и выгоревшем платке, в таких же, как у бабы Любы, остроносых калошах, смотрела не улыбаясь, но добродушно, все время двигаясь по двору, где так же уверенно похаживали куры, косясь друг на друга и краснеясь похожими на узоры хозяйкиного халата клонящимися гребнями. Домик их здесь не казался висящим над бездной, как это представлялось снизу, издалека. Отец Рината, скоро умерший, работал недалеко, на бензоколонке, стоявшей там, где кончался подъем, звенело трамвайное кольцо, и благоухал свежеиспеченными буханками хлебозавод. Ну и, конечно, позже Ринат пошел в другую школу, сто- явшую недалеко, наверху, куда стал ходить и переехавший на Трактовую мой друг Ляпустин. Через много лет я встретил Рината у той самой бензоколонки, где давным- давно встречал его отца. Одетый в синюю лётную форму, Ринат рассказал, что
