114 Проза одним полуторным окном смотревший в сторону нашего дома, а узким, боковым, прямо с межи, в наш огород. Четверть домишки занимала печь, а посредине, подвешенная на крюк к потолочной балке, качалась на тугой пружине люлька с Колькой – Витькиным братом. Высокая, с широким бесскулым и рябоватым лицом Матрена появилась из недальнего села, кажется, из Кушнаренково. Ведь и Сергей Иваныч Панов был деревенским. Женился, пошел на войну и не вернулся из-под Сталинграда. Мат- рена плакала недолго – в победный год от проезжего молодца родила Виктора. Потом появился новый муж, Молоканов, с папиросой в плоских губах, в исчерна- синем железнодорожном кителе – деповский ремонтник. Он поставил новый дом, казавшийся просторным – переборок нет, мебели: панцырные кровати да стол посередине. За ним поступивший в ремесленное училище Витька, щеголявший ремнем, на пряжке которого мерцали большие буквы «РУ», как ни зайдешь, все время чего-то чертил на расстеленном ватмане, старался. За Матреной, уже в пятидесятых, стала перебираться в Нижегородку неисчи- слимая деревенская родня. Поселилась она и на Астраханской. Часто видно было, как мимо нашего двора идет, высокая, с большим блинным лицом, животом впе- ред в остроносых калошах тетя Мотя в гости к сродственникам. Помню, как она помогла моей маме: отрубила курице голову. Тогда мы еще держали кур и даже, год или два, поросенка. Несчастная курица металась по двору, истошно кудахча, резко и безнадежно дергая не слушающимися белыми крыльями, пыталась взле- теть на забор. Впервые увиденная казнь курицы.
Ребятишками мы бегали вместе с Матрениными сыновьями, лазили по их недостроенному дому, качались на качели, висевшей в бревенчатых высоких се- нях. Но недолго. У Витьки своя компания, он старше, Колька младше. Калитка их выходила в переулок, и у нее на скамейке сидели то тетя Мотя с соседкой, лузгая семечки, то ее покуривающий и надсадно кашлявший муж, дядя Коля. Отец серчал на Матрену, называл язвой, вспоминал, что она, став женой пар- тийного Молоканова и зная, что раскулаченный дед от высылки или тюрьмы сбе- жал в Нижегородку, весну за весной, копая огород, бесстыже теснила наши сотки. А таившийся, на всю жизнь запуганный дед, помалкивал, отводя душу в углу за печкой. В самом деле, почему Натолиев сарай, когда-то вставший на меже, вдруг оказался метра на два врезан в Матренин участок? Отец ничего не преувеличивал.
Но и Матренины сыновья в родном доме не остались, а жадная до поемного чернозема Матрена умерла раньше мужа, долго еще покашливавшего в переулке в затертом железнодорожном кителе с потускневшими пуговицами с перекрестьем молотков. Старика стала обхаживать овдовевшая мать Володьки Соколова, чем-то похожая на Матрену, с такой же быстрой скорой походкой животом вперед, но, пожалуй, еще побойчее, да и женила на себе. А после скорой смерти Молокано- ва продала усадьбу. Но Матренина, с зигзагом, межа на прежние рубежи уже не вернулась.
В ОГОРОДЕ БАНЯ У нас бани не было. Баня стояла рядом, в огороде у Молокановых и выросла у межи на месте дедушкиного домика. И размером с него, со стенами из черно-ры- жих железнодорожных шпал, с оконцем, где на подоконнике стояла керосиновая лампа. Одно время, по-соседски, и мы в нее ходили, если после хозяев оставались вода и жар. Первой шла бабушка, и, вернувшись, разрумянившаяся с капельками
Ребятишками мы бегали вместе с Матрениными сыновьями, лазили по их недостроенному дому, качались на качели, висевшей в бревенчатых высоких се- нях. Но недолго. У Витьки своя компания, он старше, Колька младше. Калитка их выходила в переулок, и у нее на скамейке сидели то тетя Мотя с соседкой, лузгая семечки, то ее покуривающий и надсадно кашлявший муж, дядя Коля. Отец серчал на Матрену, называл язвой, вспоминал, что она, став женой пар- тийного Молоканова и зная, что раскулаченный дед от высылки или тюрьмы сбе- жал в Нижегородку, весну за весной, копая огород, бесстыже теснила наши сотки. А таившийся, на всю жизнь запуганный дед, помалкивал, отводя душу в углу за печкой. В самом деле, почему Натолиев сарай, когда-то вставший на меже, вдруг оказался метра на два врезан в Матренин участок? Отец ничего не преувеличивал.
Но и Матренины сыновья в родном доме не остались, а жадная до поемного чернозема Матрена умерла раньше мужа, долго еще покашливавшего в переулке в затертом железнодорожном кителе с потускневшими пуговицами с перекрестьем молотков. Старика стала обхаживать овдовевшая мать Володьки Соколова, чем-то похожая на Матрену, с такой же быстрой скорой походкой животом вперед, но, пожалуй, еще побойчее, да и женила на себе. А после скорой смерти Молокано- ва продала усадьбу. Но Матренина, с зигзагом, межа на прежние рубежи уже не вернулась.
В ОГОРОДЕ БАНЯ У нас бани не было. Баня стояла рядом, в огороде у Молокановых и выросла у межи на месте дедушкиного домика. И размером с него, со стенами из черно-ры- жих железнодорожных шпал, с оконцем, где на подоконнике стояла керосиновая лампа. Одно время, по-соседски, и мы в нее ходили, если после хозяев оставались вода и жар. Первой шла бабушка, и, вернувшись, разрумянившаяся с капельками
