81 Геннадий Евдакимов — Конечно… конечно… — торопливо ответила Дина. — Я�тебе позвоню… Обя- зательно… Извини, мне надо идти… Зорин вышел на улицу.
Она сдержала слово, позвонила через неделю.
— Если хочешь, я�приеду, — услышал он тихий голос.
— Жду, — ответил Зорин.
В�Зорине опять проснулась интуиция. Он подошел к�окну — машина Дины въезжала во двор. Зорин ждал, когда откроется дверца и�он увидит Дину, ждал от нее привычных действий, чтобы убедиться — все возвращается на круги своя.
Дверца не открывалась. Зорин понимал, что Дина решает для себя какую-то трудную задачу.
Наконец Дина вышла из машины. На середине двора она остановилась, посмо- трела вверх, по-видимому, увидела его в�проеме окна, опустила голову и�быстро пошла к�дверям подъезда.
Зазвонил домофон. Зорин нажал кнопку, провернул защелку в�замке, приот- крыл дверь.
Он слышал, как громко и�отчетливо стучат каблучки ее сапожек на лестнице. Кажется, все сомнения покинули Дину.
Она зашла в�квартиру. Зорин потянулся к�ней, попытался обнять и�почувство- вал, как напряглось ее тело — как тогда, в�их первую встречу. Зорин отпустил ее.
— Извини… — сказала Дина. — Я�так сразу не готова… Зорин понимал Дину — ему и�самому было неловко.
Он помог ей снять пальто.
Дина прошла по квартире, медленно, иногда касаясь каких-то предметов — словно вспоминала прошлые встречи.
На кресле лежала куртка — так как ее бросил Зорин, придя домой. Дина взяла куртку, отнесла в�переднюю, надела на плечики. Затем подошла к�нему, заглянула в�глаза.
— Тебе со мной плохо?
— Ну что ты… мне очень хорошо, — сказал он.
Он врал. Что-то было потеряно — может быть, безвозвратно.
Дина ушла в�ванную. Зорин сел на диван. Перед ним, на журнальном столике, корешком вверх, лежала раскрытая книга, которую он пытался читать до прихода Дины.
Он попробовал вспомнить, о�чем же он читал, но память подсовывала только одно слово: катарсис… катарсис… очищение… очищение… Какое к�черту очищение! Тягучая, как утренняя слизь в�горле, которая, сколько не откашливайся, лезет и�лезет в�рот, ревность вся ползла и�ползла из уголков души. Сколько же ее там накопилось!
Зорину стало совершенно ясно, что уход Дины к�Гордееву уже никогда не сде- лает возобновлённые отношения простыми, безмятежными, свободными от по- дозрений и�претензий друг к�другу. Они никогда таковыми и�не были, но раньше случавшиеся размолвки Зорин считал досадными сбоями в�совместной жизни. Теперь же он понимал, что вряд ли избавится от назойливых картинок, которые лезли ему в�голову: как она спит с�другим мужчиной, как шепчет в�ночи ему слова, которые раньше слушал Зорин.
Говорило в�нем и�уколотое самолюбие: значит, Дина нашла в�Гордееве то, что не мог ей дать Зорин.
Она сдержала слово, позвонила через неделю.
— Если хочешь, я�приеду, — услышал он тихий голос.
— Жду, — ответил Зорин.
В�Зорине опять проснулась интуиция. Он подошел к�окну — машина Дины въезжала во двор. Зорин ждал, когда откроется дверца и�он увидит Дину, ждал от нее привычных действий, чтобы убедиться — все возвращается на круги своя.
Дверца не открывалась. Зорин понимал, что Дина решает для себя какую-то трудную задачу.
Наконец Дина вышла из машины. На середине двора она остановилась, посмо- трела вверх, по-видимому, увидела его в�проеме окна, опустила голову и�быстро пошла к�дверям подъезда.
Зазвонил домофон. Зорин нажал кнопку, провернул защелку в�замке, приот- крыл дверь.
Он слышал, как громко и�отчетливо стучат каблучки ее сапожек на лестнице. Кажется, все сомнения покинули Дину.
Она зашла в�квартиру. Зорин потянулся к�ней, попытался обнять и�почувство- вал, как напряглось ее тело — как тогда, в�их первую встречу. Зорин отпустил ее.
— Извини… — сказала Дина. — Я�так сразу не готова… Зорин понимал Дину — ему и�самому было неловко.
Он помог ей снять пальто.
Дина прошла по квартире, медленно, иногда касаясь каких-то предметов — словно вспоминала прошлые встречи.
На кресле лежала куртка — так как ее бросил Зорин, придя домой. Дина взяла куртку, отнесла в�переднюю, надела на плечики. Затем подошла к�нему, заглянула в�глаза.
— Тебе со мной плохо?
— Ну что ты… мне очень хорошо, — сказал он.
Он врал. Что-то было потеряно — может быть, безвозвратно.
Дина ушла в�ванную. Зорин сел на диван. Перед ним, на журнальном столике, корешком вверх, лежала раскрытая книга, которую он пытался читать до прихода Дины.
Он попробовал вспомнить, о�чем же он читал, но память подсовывала только одно слово: катарсис… катарсис… очищение… очищение… Какое к�черту очищение! Тягучая, как утренняя слизь в�горле, которая, сколько не откашливайся, лезет и�лезет в�рот, ревность вся ползла и�ползла из уголков души. Сколько же ее там накопилось!
Зорину стало совершенно ясно, что уход Дины к�Гордееву уже никогда не сде- лает возобновлённые отношения простыми, безмятежными, свободными от по- дозрений и�претензий друг к�другу. Они никогда таковыми и�не были, но раньше случавшиеся размолвки Зорин считал досадными сбоями в�совместной жизни. Теперь же он понимал, что вряд ли избавится от назойливых картинок, которые лезли ему в�голову: как она спит с�другим мужчиной, как шепчет в�ночи ему слова, которые раньше слушал Зорин.
Говорило в�нем и�уколотое самолюбие: значит, Дина нашла в�Гордееве то, что не мог ей дать Зорин.
