12 Проза Дальше не стала петь Аклима. Не смогла. Слёзы задушили, воспоминания заво- локли душу, она поняла причину сегодняшних событий, своих мыслей и�размышле- ний. Хоть и�прозрела, но, потеряв волю, ждала их разрешения. Да, в�скором времени всё прояснится, событие стремительно идёт к�развязке… Аклима окончательно обессилела, всхлипывая, присела на первую попавшуюся скамейку. Тело знобит, сердце готово вырваться из груди. Присела и,�закрыв глаза, опустила голову — будь что будет, она ко всему готова… А�вокруг тишина. Город спит. Тишина такая, будто не только в�городе, а�на всём земном шаре нет ни единой живой души. Конечно, это не так: прислушавшись, можно услышать звук проехавшей легковой машины, где-то слышны отголоски разговора, звук закрывающейся двери, лай собак, мяуканье кошек, какая-то ноч- ная птица вскрикнет — в�общем, жизнь идёт. Но всего этого Аклима не слышит, не видит, словно она оглохла, ослепла, всё её внимание устремлено на пса и�на голос, требовавший спеть песню.
Просидев продолжительное время, Аклима услышала, как к� ней, разрывая ночную тишь, кто-то идёт. Похоже, как я,�кто-то припозднился, подумала Аклима и,�словно спасителя, ждала приближающиеся шаги. Всё же открыть глаза, поднять голову не решилась. Шаги медленно приближались, слышались чётко, но через некоторое время стали глуше, похоже, тот человек идёт уже не по асфальту, а�по песчаному берегу, затем стихли совсем. Аклима медленно подняла голову — от удивления глаза расширились. На том месте, где сидел пёс, увидела своего мужа! Мужа, который, по слухам, бродяжничал в�другом городе, потом где-то умер.
— Харис?!
— Да, я,�Аклима.
— Вай, есть ли ты на свете?
— Видать есть, раз стою рядом с�тобой.
— Слухи были, что ты умер.
Аклима перестала плакать. Может, ей привиделось, может, показалось: она то бросала взгляд на мужа, то глазами искала пса.
— А куда девался тот пёс?
— Какой пёс? Тут никакой собаки нет. Зачем собакам ходить ночью? — ответил вопросом на вопрос Харис.
— Ходил тут. Увязался за мной. Прогоняю, а�он не уходит. Да ещё, похоже, тот пёс заставил меня петь.
— И ты пела?
— Как не петь. А�ты откуда взялся? Ты, видимо, и�есть тот пёс? Если нет, почему на скамью не садишься?
Харис встрепенулся, подошёл с�другой стороны к�скамье, расстегнул пуговицы своего длиннополого плаща, затем ворот рубашки, взял в�руки широкополую шляпу и�присел на скамью. Не торопясь, зажёг сигарету; глубоко затянувшись, с�силой выпустил дым в�сторону.
— Ну, здравствуй! Как живёшь?
Удивлению Аклимы не было границ. Вот чудеса, вот это да! Расскажу Маусиле, не поверит, так и�скажет: не рассказывай, дружок, мне сказки, не верю. Аклима и�сама не верит. Может, ей померещилось, почудилось, сон привиделся, ведь про- исходящее было невозможно.
— Почему ты вдруг интересуешься моими делами? Столько лет тебя не было не видно, не слышно, а�сегодня… — С тех пор как ты прогнала, я�странствую. Путь мой пролёг через эти края, захотелось прогуляться по дорогам и�улицам, где прошла моя молодость.
Просидев продолжительное время, Аклима услышала, как к� ней, разрывая ночную тишь, кто-то идёт. Похоже, как я,�кто-то припозднился, подумала Аклима и,�словно спасителя, ждала приближающиеся шаги. Всё же открыть глаза, поднять голову не решилась. Шаги медленно приближались, слышались чётко, но через некоторое время стали глуше, похоже, тот человек идёт уже не по асфальту, а�по песчаному берегу, затем стихли совсем. Аклима медленно подняла голову — от удивления глаза расширились. На том месте, где сидел пёс, увидела своего мужа! Мужа, который, по слухам, бродяжничал в�другом городе, потом где-то умер.
— Харис?!
— Да, я,�Аклима.
— Вай, есть ли ты на свете?
— Видать есть, раз стою рядом с�тобой.
— Слухи были, что ты умер.
Аклима перестала плакать. Может, ей привиделось, может, показалось: она то бросала взгляд на мужа, то глазами искала пса.
— А куда девался тот пёс?
— Какой пёс? Тут никакой собаки нет. Зачем собакам ходить ночью? — ответил вопросом на вопрос Харис.
— Ходил тут. Увязался за мной. Прогоняю, а�он не уходит. Да ещё, похоже, тот пёс заставил меня петь.
— И ты пела?
— Как не петь. А�ты откуда взялся? Ты, видимо, и�есть тот пёс? Если нет, почему на скамью не садишься?
Харис встрепенулся, подошёл с�другой стороны к�скамье, расстегнул пуговицы своего длиннополого плаща, затем ворот рубашки, взял в�руки широкополую шляпу и�присел на скамью. Не торопясь, зажёг сигарету; глубоко затянувшись, с�силой выпустил дым в�сторону.
— Ну, здравствуй! Как живёшь?
Удивлению Аклимы не было границ. Вот чудеса, вот это да! Расскажу Маусиле, не поверит, так и�скажет: не рассказывай, дружок, мне сказки, не верю. Аклима и�сама не верит. Может, ей померещилось, почудилось, сон привиделся, ведь про- исходящее было невозможно.
— Почему ты вдруг интересуешься моими делами? Столько лет тебя не было не видно, не слышно, а�сегодня… — С тех пор как ты прогнала, я�странствую. Путь мой пролёг через эти края, захотелось прогуляться по дорогам и�улицам, где прошла моя молодость.
