42 Проза — Оля? – расплылся в улыбке Иван. – Сама пришла. Садись, обниматься будем.
— Так уж и обниматься?
— А что еще делать молодым людям в расцвете лет?
Петр не мог слушать, как кричал от восторга Иван, как стонала Ольга, и за- ткнул уши ватными пробками. Обняв сына, он мечтал, чтобы Леня рос здоровым мальчиком, чтобы в семье был мир и чтобы мать была счастлива. Когда в доме больной, счастья не ищи.
Следующая ночь прошла спокойно. Утром Леня попросил есть, поев, заснул, проснувшись, опять поел. И к вечеру встал с постели здоровым. Бегал по комнате, смеялся, играл. Петр не нарадовался, глядя на сына, а Ольга ушла на кухню допи- вать недопитый коньяк. Она ненавидела себя, ненавидела мужа, и ей не в радость было их веселье. Она не могла забыть жадные руки Ивана, его сладострастное лицо, низ живота болел, ощущение гадливости было полным. Никого не хотелось видеть. И кто это сказал – через мучения свои мы принесем счастье детям. Кто хоть раз был женщиной, не мог этого сказать, потому что родить ребенка, это уже подвиг, уже мучение. Так какие еще мучения вам нужны? О Господи, я не хочу жить, не хочу!
Ольга бросилась к обеденному столу, в спешке выдвигая ящик, где лежали вилки, ножи, ложки, ворошила их вслепую, ничего не видя перед собой, пеле- на обиды вперемежку с ненавистью и обезумевшей злобой осела на глаза, и тут в кухню забежал Леня с невинным и радостным возгласом: — Мама, пойдем играть, нам третьего не хватает.
Увидев маму, держащую в руке кухонный нож, Леня закричал в испуге: — Папа, маме плохо.
Петр ворвался в кухню, когда Ольга уже резала себе вены, левая рука была в крови. Что ты делаешь, перестань, крикнул Петр, выхватил у Ольги нож, зажал запястье левой руки и обмотал его полотенцем. Поднял обмякшее тело жены и понес в спальню. Да что ж это такое, зачем, плакал он, приговаривая. Мы же так любим тебя, а ты что задумала? Не смей больше, слышишь?
Рана оказалась небольшой, не успела Ольга нанести себе серьезное увечье. Опыта не хватило. Или решимости в последний момент. И ангел спас ее от са- моубийства.
Вечером Иван позвал Ольгу к себе. Попробовав один раз, ему хотелось пов- торенья. Мужская сила томилась без работы. Ольга молчала, стиснув зубы. Ей было все равно.
Через два дня выздоровела Нина Трофимовна и принялась исполнять привыч- ную для нее роль сиделки. Ей ничего не было известно о связи Ивана с Ольгой, и, ловя пристальные взгляды Ивана, она понимала их по-своему. Помирились, значит. Это хорошо. На самом деле ничего хорошего взгляды не сулили, ибо муж- чина одними взглядами сыт не будет. Терпел Иван день, терпел второй, потом при матери сказал Ольге: — Долго еще ты будешь меня мучать? Три раза дала, думаешь, достаточно?
Нина Трофимовна не стерпела такого обращения с невесткой, взорвалась.
— Как ты разговариваешь с Олей! Она столько для тебя сделала, а ты хамишь?
— А что я, не мужчина, что ли? Мне тоже ласка нужна. Лежишь тут целый день как чурбан. Никакого внимания, – сказал Иван.
— Какого тебе еще внимания нужно? При полном уходе живешь, как министр, чего еще нужно? Эх, Ваня, Ваня, вконец ты испортился. Правильно отец говорил… — Отца вспомнила! Он у меня по струнке ходил, и все вы ходили, покуда я не сломался. Вот поправлюсь, попляшите у меня.
— Так уж и обниматься?
— А что еще делать молодым людям в расцвете лет?
Петр не мог слушать, как кричал от восторга Иван, как стонала Ольга, и за- ткнул уши ватными пробками. Обняв сына, он мечтал, чтобы Леня рос здоровым мальчиком, чтобы в семье был мир и чтобы мать была счастлива. Когда в доме больной, счастья не ищи.
Следующая ночь прошла спокойно. Утром Леня попросил есть, поев, заснул, проснувшись, опять поел. И к вечеру встал с постели здоровым. Бегал по комнате, смеялся, играл. Петр не нарадовался, глядя на сына, а Ольга ушла на кухню допи- вать недопитый коньяк. Она ненавидела себя, ненавидела мужа, и ей не в радость было их веселье. Она не могла забыть жадные руки Ивана, его сладострастное лицо, низ живота болел, ощущение гадливости было полным. Никого не хотелось видеть. И кто это сказал – через мучения свои мы принесем счастье детям. Кто хоть раз был женщиной, не мог этого сказать, потому что родить ребенка, это уже подвиг, уже мучение. Так какие еще мучения вам нужны? О Господи, я не хочу жить, не хочу!
Ольга бросилась к обеденному столу, в спешке выдвигая ящик, где лежали вилки, ножи, ложки, ворошила их вслепую, ничего не видя перед собой, пеле- на обиды вперемежку с ненавистью и обезумевшей злобой осела на глаза, и тут в кухню забежал Леня с невинным и радостным возгласом: — Мама, пойдем играть, нам третьего не хватает.
Увидев маму, держащую в руке кухонный нож, Леня закричал в испуге: — Папа, маме плохо.
Петр ворвался в кухню, когда Ольга уже резала себе вены, левая рука была в крови. Что ты делаешь, перестань, крикнул Петр, выхватил у Ольги нож, зажал запястье левой руки и обмотал его полотенцем. Поднял обмякшее тело жены и понес в спальню. Да что ж это такое, зачем, плакал он, приговаривая. Мы же так любим тебя, а ты что задумала? Не смей больше, слышишь?
Рана оказалась небольшой, не успела Ольга нанести себе серьезное увечье. Опыта не хватило. Или решимости в последний момент. И ангел спас ее от са- моубийства.
Вечером Иван позвал Ольгу к себе. Попробовав один раз, ему хотелось пов- торенья. Мужская сила томилась без работы. Ольга молчала, стиснув зубы. Ей было все равно.
Через два дня выздоровела Нина Трофимовна и принялась исполнять привыч- ную для нее роль сиделки. Ей ничего не было известно о связи Ивана с Ольгой, и, ловя пристальные взгляды Ивана, она понимала их по-своему. Помирились, значит. Это хорошо. На самом деле ничего хорошего взгляды не сулили, ибо муж- чина одними взглядами сыт не будет. Терпел Иван день, терпел второй, потом при матери сказал Ольге: — Долго еще ты будешь меня мучать? Три раза дала, думаешь, достаточно?
Нина Трофимовна не стерпела такого обращения с невесткой, взорвалась.
— Как ты разговариваешь с Олей! Она столько для тебя сделала, а ты хамишь?
— А что я, не мужчина, что ли? Мне тоже ласка нужна. Лежишь тут целый день как чурбан. Никакого внимания, – сказал Иван.
— Какого тебе еще внимания нужно? При полном уходе живешь, как министр, чего еще нужно? Эх, Ваня, Ваня, вконец ты испортился. Правильно отец говорил… — Отца вспомнила! Он у меня по струнке ходил, и все вы ходили, покуда я не сломался. Вот поправлюсь, попляшите у меня.
