174 Сказки для взрослых ГлАВА ПЯТАЯ ПОСОлОНЬ Весь день Борька не находил себе места. Хотел дров на зиму нарубить, да чурба- ки быстро вышли, воды в баню натаскать, да бак скоро наполнился, сена накосить, да дед запретил – трава, сказал, как следует не выросла.
Он уж и в тенечке повалялся, и на солнцепёке позагорал, и в футбол сам с собой в одни ворота поиграл. А как сам себе по ноге пнул, сам от себя гол пропустил – мяч подальше в кусты закинул, да к деду пошел в лес проситься.
Сказал, что как оно там, у Алексея Алексеевича в городе, сложится, ещё неяс- но, может, и вовсе никак, а птица Гамаюн всему, чему надо, научила, куда пойти, чего найти, объяснила.
— Так что не удерживай ты меня, дедушка! Я меч-траву быстренько отыщу и обратно вернусь.
— Да как же ты её отыщешь, коли сами боженята- лесовики об том ничего не слыхали?
— Они не слыхали, я услышу! Птица Гамаюн не сорока- пустобрёха – слов на ветер бросать не станет. Она точно знает, чего делать следует.
Подумал старик, покумекал, да и согласился. Решил, покуда леший из города с дурными вестями не воротился, за внука можно не бояться, никто его в лесу не тронет.
— Ну что с тобой, неслухом, делать, – вздохнул он. – Ступай, коли так. Только гляди, всю дорогу посолонь иди, как птица Гамаюн учила – следом за солнцем.
Пообещал Борька посолонь идти – с востока на запад, с солновсхода на сол- носяд. Харчи кое-какие с собой взял, фляжку с водой колодезной припас, спички не забыл – в карман куртки бросил. Едва стемнело – спать улегся, только рассвело – проснулся, с дедушкой честь по чести распрощался и пошел, куда глаза глядели да солнце вело.
Идти посолонь оказалось не так легко, как думалось. Тропинка иной раз на сол- новсход сворачивала, тогда как ему в обратную сторону на вечер идти следовало, прогалина в зарослях лядины на полуночи зияла, а солнце на полудень в непро- лазный бурелом указывало.
Ходил он так, ходил, пока совсем из сил не выбился. А как из сил выбился, от- дохнуть решил. Присел на пенек, харчи разложил, вечерять стал. Только к огурчику руку протянул, всадник мимо проскакал – весь из себя черный, одет во всё черное, и конь под ним вороной масти со сбруей цвета берестового дегтя.
«Ба! Что за чудо такое?» – подивился Борька. Но не испугался. Взглядом его проводил, дальше ужинать стал.
А как отужинал, костерок развел. Травы натаскал, под себя подмял, звезды на небе стал разглядывать. Звезды были доброзрачные, яркие, а одна, та, что висела прямо над макушкой, была и доброзрачней, и ярче всех. Он даже имя ей придумал – Золотая. А как имя придумал, душевный разговор с ней завел. Да только видно зря. Не захотела звезда его слушать – по небосводу, как с горы на салазках, скатилась, в лес свалилась, за черный бор спряталась.
Огорчился Борька такому невниманию. Да только делать нечего – падшую звезду в лесу не найдешь, гвоздями к небу не прибьёшь, не спросишь, отчего она, надменная, слушать тебя не желает.
Повернулся он на бок, курточкой накрылся да заснул, как в колодец с черной водой провалился.
Он уж и в тенечке повалялся, и на солнцепёке позагорал, и в футбол сам с собой в одни ворота поиграл. А как сам себе по ноге пнул, сам от себя гол пропустил – мяч подальше в кусты закинул, да к деду пошел в лес проситься.
Сказал, что как оно там, у Алексея Алексеевича в городе, сложится, ещё неяс- но, может, и вовсе никак, а птица Гамаюн всему, чему надо, научила, куда пойти, чего найти, объяснила.
— Так что не удерживай ты меня, дедушка! Я меч-траву быстренько отыщу и обратно вернусь.
— Да как же ты её отыщешь, коли сами боженята- лесовики об том ничего не слыхали?
— Они не слыхали, я услышу! Птица Гамаюн не сорока- пустобрёха – слов на ветер бросать не станет. Она точно знает, чего делать следует.
Подумал старик, покумекал, да и согласился. Решил, покуда леший из города с дурными вестями не воротился, за внука можно не бояться, никто его в лесу не тронет.
— Ну что с тобой, неслухом, делать, – вздохнул он. – Ступай, коли так. Только гляди, всю дорогу посолонь иди, как птица Гамаюн учила – следом за солнцем.
Пообещал Борька посолонь идти – с востока на запад, с солновсхода на сол- носяд. Харчи кое-какие с собой взял, фляжку с водой колодезной припас, спички не забыл – в карман куртки бросил. Едва стемнело – спать улегся, только рассвело – проснулся, с дедушкой честь по чести распрощался и пошел, куда глаза глядели да солнце вело.
Идти посолонь оказалось не так легко, как думалось. Тропинка иной раз на сол- новсход сворачивала, тогда как ему в обратную сторону на вечер идти следовало, прогалина в зарослях лядины на полуночи зияла, а солнце на полудень в непро- лазный бурелом указывало.
Ходил он так, ходил, пока совсем из сил не выбился. А как из сил выбился, от- дохнуть решил. Присел на пенек, харчи разложил, вечерять стал. Только к огурчику руку протянул, всадник мимо проскакал – весь из себя черный, одет во всё черное, и конь под ним вороной масти со сбруей цвета берестового дегтя.
«Ба! Что за чудо такое?» – подивился Борька. Но не испугался. Взглядом его проводил, дальше ужинать стал.
А как отужинал, костерок развел. Травы натаскал, под себя подмял, звезды на небе стал разглядывать. Звезды были доброзрачные, яркие, а одна, та, что висела прямо над макушкой, была и доброзрачней, и ярче всех. Он даже имя ей придумал – Золотая. А как имя придумал, душевный разговор с ней завел. Да только видно зря. Не захотела звезда его слушать – по небосводу, как с горы на салазках, скатилась, в лес свалилась, за черный бор спряталась.
Огорчился Борька такому невниманию. Да только делать нечего – падшую звезду в лесу не найдешь, гвоздями к небу не прибьёшь, не спросишь, отчего она, надменная, слушать тебя не желает.
Повернулся он на бок, курточкой накрылся да заснул, как в колодец с черной водой провалился.
