164 Круг чтения ни в каких источниках не отраженные. А может быть, в какие-то моменты даже принимать себя за него… Паниб- ратский слог Прилепина –из той же серии; то, что кажется иронией, на деле самоирония, ведь о собственных пья- ных похождениях умный человек рас- сказывает не всерьез, а с усмешкой.
Но не исключено, что я просто поддалась мистическому настроению, нагнетаемому Захаром, а все проще. Перед нами полномерная биография, не чурающаяся и таких страниц, как сложные отношения поэта с мате- рью (переросшие в запутанные связи с женщинами и вечную холодность в адрес влюбленных простушек), фи- нансовые аферы, с которыми связано издание книг имажинистов, эпатаж- ные выходки, скандалы и драки. А за- душевный стиль – выбранный при- ем для создания большей зримости текста. Ведь «приятельское» описание более достоверно и убедительно, чем отстраненное повествование сухим выверенным языком.
Какую из двух этих точек зрения ни прими, в сухом остатке одно: книга «Обещая встречу впереди…» развен- чивает последовательно все сусальные мифы о Есенине, что так обожает его малая родина. Этим она мне и импони- рует. Те, кто не жил в Рязани и не слы- шал после выхода сериала с Безру- ковым: «ЭТО – пьющий, драчливый, разгульный – не наш Есенин, созда- тели фильма исказили светлый об- раз рязанского соловья!» – не поймут. В Рязани, где поэт заклинал не ставить себе памятник, с ним поступили хуже: превратили Есенина в идол назида- ния. Ряд слащавых песен о «последнем поэте деревни» почему-то продолжает вера в его убийстве руками еврейских НКВД-шников (национальность обя- зательна!). Что в этой версии лестно- го и назидательного, никогда понять не могла – не рязанская… Прилепин миф об убийстве воспринимает как чушь. Он доказывает с выдержками из множества стихов Есенина суици- дальные настроения, что преследовали его многие годы. Приводит цитаты из воспоминаний: никто из современ- ников, близко знавших или хотя бы сталкивавшихся с Есениным, не сомне- вался в его суициде. Пока был жив круг есенинских знакомых, такая мысль даже не возникала. К самоубийству могли относиться сочувственно или раздраженно, но именно как к лич- ному решению поэта. И лишь когда ушли в мир иной все очевидцы, спустя почти 70 лет после 1925 года, Эдуард Хлысталов «что-то заподозрил». При- лепин разбирает каждую из «схем», как происходило убийство, доказывает нелогичность каждой, и выводит, что все варианты насильственной гибели не стыкуются, а стыкуется лишь один – тот, что Есенин убил себя сам.
Итак. Развеяны все умилительные легенды. Насчет любви к матери, кото- рой Есенин читал стихи за самоваром – по мнению Прилепина, поэт Татьяну Федоровну скорее ненавидел, не мог простить ей измену отцу и внебрач- ного сына. А «в старомодном ветхом шушуне» – это бабушка. Насчет любви к родной деревне – как только укре- пился в столицах, перестал туда нос по- казывать. Насчет того, что всегда жили в Сергее крестьянские корни – Есенин происходил из сельских лавочников по обеим ветвям, это совсем не то, что крестьянин. В Рязани считают, что врут мемуаристы, кто рисует Сергея Алек- сандровича эгоцентричным, холодным, расчетливым человеком – Захар эти краски еще и сгущает. Насчет любви к крестьянскому труду – Прилепин смешно реагирует на крылатую строч- ку «Что же, дайте косу, я вам покажу!..». Крестьянский труд – пишет он – это ког- да человек никогда ничем иным не за- нимался, а не «я вам покажу!». Положи, Сережа, косу, не дай Бог, обрежешься.
Есть ли в этом что-то от «Есенин и я»? Наверное. Но с персонажем такой подход «срастается». По-человечески
Но не исключено, что я просто поддалась мистическому настроению, нагнетаемому Захаром, а все проще. Перед нами полномерная биография, не чурающаяся и таких страниц, как сложные отношения поэта с мате- рью (переросшие в запутанные связи с женщинами и вечную холодность в адрес влюбленных простушек), фи- нансовые аферы, с которыми связано издание книг имажинистов, эпатаж- ные выходки, скандалы и драки. А за- душевный стиль – выбранный при- ем для создания большей зримости текста. Ведь «приятельское» описание более достоверно и убедительно, чем отстраненное повествование сухим выверенным языком.
Какую из двух этих точек зрения ни прими, в сухом остатке одно: книга «Обещая встречу впереди…» развен- чивает последовательно все сусальные мифы о Есенине, что так обожает его малая родина. Этим она мне и импони- рует. Те, кто не жил в Рязани и не слы- шал после выхода сериала с Безру- ковым: «ЭТО – пьющий, драчливый, разгульный – не наш Есенин, созда- тели фильма исказили светлый об- раз рязанского соловья!» – не поймут. В Рязани, где поэт заклинал не ставить себе памятник, с ним поступили хуже: превратили Есенина в идол назида- ния. Ряд слащавых песен о «последнем поэте деревни» почему-то продолжает вера в его убийстве руками еврейских НКВД-шников (национальность обя- зательна!). Что в этой версии лестно- го и назидательного, никогда понять не могла – не рязанская… Прилепин миф об убийстве воспринимает как чушь. Он доказывает с выдержками из множества стихов Есенина суици- дальные настроения, что преследовали его многие годы. Приводит цитаты из воспоминаний: никто из современ- ников, близко знавших или хотя бы сталкивавшихся с Есениным, не сомне- вался в его суициде. Пока был жив круг есенинских знакомых, такая мысль даже не возникала. К самоубийству могли относиться сочувственно или раздраженно, но именно как к лич- ному решению поэта. И лишь когда ушли в мир иной все очевидцы, спустя почти 70 лет после 1925 года, Эдуард Хлысталов «что-то заподозрил». При- лепин разбирает каждую из «схем», как происходило убийство, доказывает нелогичность каждой, и выводит, что все варианты насильственной гибели не стыкуются, а стыкуется лишь один – тот, что Есенин убил себя сам.
Итак. Развеяны все умилительные легенды. Насчет любви к матери, кото- рой Есенин читал стихи за самоваром – по мнению Прилепина, поэт Татьяну Федоровну скорее ненавидел, не мог простить ей измену отцу и внебрач- ного сына. А «в старомодном ветхом шушуне» – это бабушка. Насчет любви к родной деревне – как только укре- пился в столицах, перестал туда нос по- казывать. Насчет того, что всегда жили в Сергее крестьянские корни – Есенин происходил из сельских лавочников по обеим ветвям, это совсем не то, что крестьянин. В Рязани считают, что врут мемуаристы, кто рисует Сергея Алек- сандровича эгоцентричным, холодным, расчетливым человеком – Захар эти краски еще и сгущает. Насчет любви к крестьянскому труду – Прилепин смешно реагирует на крылатую строч- ку «Что же, дайте косу, я вам покажу!..». Крестьянский труд – пишет он – это ког- да человек никогда ничем иным не за- нимался, а не «я вам покажу!». Положи, Сережа, косу, не дай Бог, обрежешься.
Есть ли в этом что-то от «Есенин и я»? Наверное. Но с персонажем такой подход «срастается». По-человечески
