подчинились бы приказу короля вывести войска на улицы, но король требует ровно противоположного.
Почти все они на связи не только с королем, но и с Милансом, который взывает к их воинской чести и ответственности за судьбу родины и уже заручился одобрением и сдержанной поддержкой пятерых. Только двое, столичный командующий Кинтана Лакаси и его коллега в Бургосе, безоговорочно передают себя и свои округа в подчинение королю. Но решающим оказывается другое: никто, кроме Миланса, так и не выводит солдат и технику из казарм. Один из генерал-капитанов исчезает в загородном ресторане и возвращается в штаб к шапочному разбору, другой до бесчувствия напивается джином, третий готов присоединиться к путчу при условии, что премьером сделают его, а не Армаду. Остальные просто выжидают в своих штабах в бесконечных совещаниях с подчиненными, которые, как правило, более осторожны, и в разговорах с дворцом, Валенсией и друг с другом.
Играет роль и возраст этих убежденных противников демократии.
Когда они восстали против нее в первый раз, это были молодые решительные офицеры. Теперь это убеленные сединами ветераны, высокопоставленные старики, живущие в почете и достатке и считающие годы до завидной пенсии, вместо которой в случае провала путча им светит трибунал и тюрьма.
К девяти вечера Хуан Карлос мог быть более-менее уверен, что предотвратил выступление генерал-капитанов, если не случится ничего непредвиденного. Но кто за это поручится? Странные передвижения военных наблюдаются в Мадриде. Несколько частей дивизии Брунете не подчинились отмене приказа выдвинуться в столицу, и одна из них занимает комплекс зданий государственного телевидения и радио на Прадо-дель-Рей. После этого центральное телевидение и радио прекращают обычное вещание и передают классическую музыку и военные марши.
Город зловеще пуст и тих, жители заперлись в квартирах у телевизоров и радиоприемников, по безлюдным улицам шатаются немногочисленные группы ультраправых, решивших, что пришел их час. Они выкрикивают лозунги, пугают прохожих и изредка бьют стекла. В левых профсоюзах и партиях начинают жечь документы.
Испания за несколько минут откатывается на 40 лет назад.
Почти все они на связи не только с королем, но и с Милансом, который взывает к их воинской чести и ответственности за судьбу родины и уже заручился одобрением и сдержанной поддержкой пятерых. Только двое, столичный командующий Кинтана Лакаси и его коллега в Бургосе, безоговорочно передают себя и свои округа в подчинение королю. Но решающим оказывается другое: никто, кроме Миланса, так и не выводит солдат и технику из казарм. Один из генерал-капитанов исчезает в загородном ресторане и возвращается в штаб к шапочному разбору, другой до бесчувствия напивается джином, третий готов присоединиться к путчу при условии, что премьером сделают его, а не Армаду. Остальные просто выжидают в своих штабах в бесконечных совещаниях с подчиненными, которые, как правило, более осторожны, и в разговорах с дворцом, Валенсией и друг с другом.
Играет роль и возраст этих убежденных противников демократии.
Когда они восстали против нее в первый раз, это были молодые решительные офицеры. Теперь это убеленные сединами ветераны, высокопоставленные старики, живущие в почете и достатке и считающие годы до завидной пенсии, вместо которой в случае провала путча им светит трибунал и тюрьма.
К девяти вечера Хуан Карлос мог быть более-менее уверен, что предотвратил выступление генерал-капитанов, если не случится ничего непредвиденного. Но кто за это поручится? Странные передвижения военных наблюдаются в Мадриде. Несколько частей дивизии Брунете не подчинились отмене приказа выдвинуться в столицу, и одна из них занимает комплекс зданий государственного телевидения и радио на Прадо-дель-Рей. После этого центральное телевидение и радио прекращают обычное вещание и передают классическую музыку и военные марши.
Город зловеще пуст и тих, жители заперлись в квартирах у телевизоров и радиоприемников, по безлюдным улицам шатаются немногочисленные группы ультраправых, решивших, что пришел их час. Они выкрикивают лозунги, пугают прохожих и изредка бьют стекла. В левых профсоюзах и партиях начинают жечь документы.
Испания за несколько минут откатывается на 40 лет назад.
