жизни повредит экономике. Но их же считали апертуристами как авторов экономических реформ и сторонников эволюционной адаптации режима.
Сторонники трансформации режима решали одну задачу разными способами. К 60-м гг. XX в. негласный пакт, который объединял франкистскую элиту, сплачивая победителей пролитой кровью побежденных, начал ослабевать. Его постепенно заменял пакт карьерный, по формуле «свобода в обмен на успех».
Представители нового поколения номенклатуры не участвовали в гражданской войне, ни в кого не стреляли, и никто, за исключением ультралевых и баскских боевиков, не стрелял в них. Молодые аппаратчики не были ни палачами, ни жертвами, они просто делали карьеру в той системе, которая им досталась, и не имели веских причин считать половину страны своими врагами. Единственной проблемой оставалось сохранение карьеры. Как в случае демонтажа системы, которая привела их наверх, удержаться там? Как сделать карьеру, чтобы ее результат признавали и противники власти? Как не стать объектом мести и люстраций?
Бывшие победители и их наследники обладали властью, но нуждались в легитимации со стороны бывших побежденных и тех, кто причислял себя к их лагерю. Ясно, что у обладателей ценных при любом строе компетенций опасений было меньше, чем у тех, чьим главным навыком была верность действующему режиму.
Расхождение старых лозунгов и новой реальности вызывало беспокойство тех, кто в выходе из международной изоляции видел потерю суверенитета, а в отказе делить испанцев на врагов и патриотов — опасность для страны и для собственного положения. На закате режима возникла сплоченная группа наиболее непримиримых противников перемен. Их стали называть «бункером». Название придумали их противники — судя по всему, лично генсек нелегальной компартии Сантьяго Каррильо. Он намекал на последние дни обреченной нацистской верхушки, которые та провела в берлинском бункере. Но, как часто бывает с обидными прозвищами, слово «бункер» стали мало-помалу использовать и сами реакционеры: они услышали в нем прочность и основательность, отчаянное мужество прежних великих времен и готовность идти до конца.
Сторонники трансформации режима решали одну задачу разными способами. К 60-м гг. XX в. негласный пакт, который объединял франкистскую элиту, сплачивая победителей пролитой кровью побежденных, начал ослабевать. Его постепенно заменял пакт карьерный, по формуле «свобода в обмен на успех».
Представители нового поколения номенклатуры не участвовали в гражданской войне, ни в кого не стреляли, и никто, за исключением ультралевых и баскских боевиков, не стрелял в них. Молодые аппаратчики не были ни палачами, ни жертвами, они просто делали карьеру в той системе, которая им досталась, и не имели веских причин считать половину страны своими врагами. Единственной проблемой оставалось сохранение карьеры. Как в случае демонтажа системы, которая привела их наверх, удержаться там? Как сделать карьеру, чтобы ее результат признавали и противники власти? Как не стать объектом мести и люстраций?
Бывшие победители и их наследники обладали властью, но нуждались в легитимации со стороны бывших побежденных и тех, кто причислял себя к их лагерю. Ясно, что у обладателей ценных при любом строе компетенций опасений было меньше, чем у тех, чьим главным навыком была верность действующему режиму.
Расхождение старых лозунгов и новой реальности вызывало беспокойство тех, кто в выходе из международной изоляции видел потерю суверенитета, а в отказе делить испанцев на врагов и патриотов — опасность для страны и для собственного положения. На закате режима возникла сплоченная группа наиболее непримиримых противников перемен. Их стали называть «бункером». Название придумали их противники — судя по всему, лично генсек нелегальной компартии Сантьяго Каррильо. Он намекал на последние дни обреченной нацистской верхушки, которые та провела в берлинском бункере. Но, как часто бывает с обидными прозвищами, слово «бункер» стали мало-помалу использовать и сами реакционеры: они услышали в нем прочность и основательность, отчаянное мужество прежних великих времен и готовность идти до конца.
