А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 87 – Ну, если б ты для него не существовал, то он бы не мешал тебе уехать. И ведь с чего- то надо начать. Если вы просто подадите заявление в ЗАГС, то тебя без лишних разговоров заберут в дурдом и заколют лекарствами, и никто слова не скажет – ведь у тебя есть история болезни.
– Я должен подумать. А как насчет книжки?
– Я должен ее прочесть. Могу отправить Максимову в Париж, – сказал я.
Чтение Саши Соколова – нелегкая работа, требующая высокой концентрации, немалого времени для построчных раздумий и обширной эрудиции, без которой не распознать мно- жества пародий и аллюзий, зарытых в витиеватой грамматике фраз по пятьсот слов длиной.
Каждую страницу можно читать несколько часов. Из трех книг, которые Саша Соколов напи- сал за свою жизнь, у меня хватило терпения на две; вторую, «Между собакой и волком», он мне подарил в 1981 году в Калифорнии. Его проза – игра в бисер русского языка, в кото- рой изобретение виртуозных словосочетаний стало и каноном, и сутью, и высшей ценностью, и смыслом жизни. Тогда в Москве мне потребовалась ночь наедине со «Школой для дура- ков» – шизофреническим монологом ученика спецшколы, которого конфликт с авторитарным отцом столкнул в экстаз раздвоения личности, – чтобы понять: 1) передо мной – нечто исклю- чительное; 2) у меня нет времени читать эту книгу так, как она того заслуживает; 3) Саша – человек маниакального склада и пойдет до конца; 4) он отнюдь не Гамлет, его холодное безу- мие никак не связано с людскими страстями, он больше похож на набоковского Лужина, его мир – «слова, слова», а люди ему бесконечно безразличны. Как и следовало ожидать, Макси- мов из Парижа ответил что-то невразумительное, было ясно что «Школа» ему не понравилась, скорее всего он и не стал ее читать. Из американского издательства «Ардис», куда рукопись отправили по нескольким каналам, ответа не было.
Где-то в середине апреля, незадолго до своего отъезда, я сказал Саше: – Ну что, будем сдавать историю про папу-шпиона и его взбунтовавшегося сына во враж- дебную прессу? Мне скоро уезжать, и контакты с корреспондентами оборвутся. И не говори, что ты не используешь образ отца в своих целях. Разве не он прототип Прокурора в «Школе»?
– Если другого пути нет, то действуй как считаешь нужным.
Честь первого упоминания Саши Соколова в печатных анналах принадлежит Джор- джу Кримски, московскому корреспонденту «Ассошиэйтед Пресс», в драматичной статье рас- сказавшему о конфликте поколений в семье бывшего супершпиона, генерала ГРУ, который больше не разговаривает с сыном – писателем-постмодернистом, мечтающим покинуть пре- делы социалистического рая.
Сообщение о неурядицах в семье генерала Соколова перепечатал раздел светской хро- ники «Herald Trubune», которую теперь держала в руках заплаканная Иоханна, сидевшая напротив нас в венском кафе.
– Что же теперь будет? Ни одна немецкая газета этого даже не перепечатала! Единствен- ное, чего мы добились, – это то, что у меня отобрали визу. А здесь об этом никто и слышать не хочет, даже канцлер! – и она вновь залилась слезами.
– Постой-постой, Иоханна, что ты сказала про канцлера? – Я вчера была у него на приеме.
– Как это – на приеме? – не понял я.
– Очень просто. Записалась и пошла на прием. У нас канцлер раз в месяц принимает граждан.
– И что, никакой очереди?
– Нет. У кого могут быть дела к канцлеру?
– Потрясающе! Ну, и что ты ему сказала?
– Что у меня жених в Москве и у меня отобрали визу, а его ко мне не пускают.
– Ну а канцлер?
– Я должен подумать. А как насчет книжки?
– Я должен ее прочесть. Могу отправить Максимову в Париж, – сказал я.
Чтение Саши Соколова – нелегкая работа, требующая высокой концентрации, немалого времени для построчных раздумий и обширной эрудиции, без которой не распознать мно- жества пародий и аллюзий, зарытых в витиеватой грамматике фраз по пятьсот слов длиной.
Каждую страницу можно читать несколько часов. Из трех книг, которые Саша Соколов напи- сал за свою жизнь, у меня хватило терпения на две; вторую, «Между собакой и волком», он мне подарил в 1981 году в Калифорнии. Его проза – игра в бисер русского языка, в кото- рой изобретение виртуозных словосочетаний стало и каноном, и сутью, и высшей ценностью, и смыслом жизни. Тогда в Москве мне потребовалась ночь наедине со «Школой для дура- ков» – шизофреническим монологом ученика спецшколы, которого конфликт с авторитарным отцом столкнул в экстаз раздвоения личности, – чтобы понять: 1) передо мной – нечто исклю- чительное; 2) у меня нет времени читать эту книгу так, как она того заслуживает; 3) Саша – человек маниакального склада и пойдет до конца; 4) он отнюдь не Гамлет, его холодное безу- мие никак не связано с людскими страстями, он больше похож на набоковского Лужина, его мир – «слова, слова», а люди ему бесконечно безразличны. Как и следовало ожидать, Макси- мов из Парижа ответил что-то невразумительное, было ясно что «Школа» ему не понравилась, скорее всего он и не стал ее читать. Из американского издательства «Ардис», куда рукопись отправили по нескольким каналам, ответа не было.
Где-то в середине апреля, незадолго до своего отъезда, я сказал Саше: – Ну что, будем сдавать историю про папу-шпиона и его взбунтовавшегося сына во враж- дебную прессу? Мне скоро уезжать, и контакты с корреспондентами оборвутся. И не говори, что ты не используешь образ отца в своих целях. Разве не он прототип Прокурора в «Школе»?
– Если другого пути нет, то действуй как считаешь нужным.
Честь первого упоминания Саши Соколова в печатных анналах принадлежит Джор- джу Кримски, московскому корреспонденту «Ассошиэйтед Пресс», в драматичной статье рас- сказавшему о конфликте поколений в семье бывшего супершпиона, генерала ГРУ, который больше не разговаривает с сыном – писателем-постмодернистом, мечтающим покинуть пре- делы социалистического рая.
Сообщение о неурядицах в семье генерала Соколова перепечатал раздел светской хро- ники «Herald Trubune», которую теперь держала в руках заплаканная Иоханна, сидевшая напротив нас в венском кафе.
– Что же теперь будет? Ни одна немецкая газета этого даже не перепечатала! Единствен- ное, чего мы добились, – это то, что у меня отобрали визу. А здесь об этом никто и слышать не хочет, даже канцлер! – и она вновь залилась слезами.
– Постой-постой, Иоханна, что ты сказала про канцлера? – Я вчера была у него на приеме.
– Как это – на приеме? – не понял я.
– Очень просто. Записалась и пошла на прием. У нас канцлер раз в месяц принимает граждан.
– И что, никакой очереди?
– Нет. У кого могут быть дела к канцлеру?
– Потрясающе! Ну, и что ты ему сказала?
– Что у меня жених в Москве и у меня отобрали визу, а его ко мне не пускают.
– Ну а канцлер?
