А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 85 Часть III. Долгое прощание Глава 12. Постмодернизм Венский аэропорт – возможность наконец отвлечься от мрачных мыслей. За стеклом, в толпе встречающих мы видим знакомое бледное лицо, обрамленное волнами черных волос.
Это Иоханна, австрийская подруга Вали. Она машет букетом, хочет что-то сказать, но ее к нам не подпускают. Смуглый парень из «Сохнута» (еврейского агентства) забирает российские выездные визы – розовые бумажки с фотографиями и штампами, наши единственные доку- менты, – и сообщает, что несколько дней до отправки в Тель-Авив нас будут содержать в «без- опасном месте»; вот телефон, пусть наша подруга туда позвонит, но сейчас мы не должны задерживаться в аэропорту. Мы не спорим, мы понимаем, что мы мишень для террористов; полтора года назад палестинцы захватили здесь целый поезд с советскими евреями. Нас сажают в микроавтобус и куда-то везут. Сзади машина с полицейскими. «Ничего себе, свободный мир», – говорю я Вале. Впереди стена с колючей проволокой. Открываются автоматические ворота, за ними – подстриженный газон, за которым вилла, похожая на госдачу в Жуковке.
Наутро появляется Иоханна. Убедив израильтян, что она не собирается брать нас в заложники, мы получаем разрешение выйти за ворота. Вена – мой первый западный город, место, где мы вынырнули из-подо льда, солнце, музыка, толпы народу, корабли на Дунае – отпечаталась в памяти радужной туристской открыткой.
– Я понял, что имел в виду мой отец, когда говорил, что главное отличие Запада от Востока – количество улыбающихся лиц в толпе, – сказал я, когда мы разместились в кафе, чтобы выпить первую в жизни чашку венского кофе.
– К присутствующим не относится, – криво усмехнулась Иоханна, разглядывая свою заплаканную физиономию в зеркале пудреницы. – Я реву не переставая уже две недели.
Две недели назад Иоханну выслали из Москвы. Там осталась ее единственная, вечная любовь. Она не знает, что делать. Если она никогда не увидит своего Сашу, она утопится в Дунае.
Саша Соколов был одним из моих незаконченных московских проектов. Он появился в нашем кругу за несколько месяцев до отъезда. «Один человек, – как-то сообщила, покраснев, Иоханна, – хочет получить у тебя консультацию». Он писатель, объяснила она, мечтает уехать на Запад, чтобы творить на свободе, но его отец, столь же страшный человек, сколь и влиятель- ный, проклял его и грозится посадить в сумасшедший дом. Через несколько дней они появи- лись в нашем московском жилище вдвоем, Саша, обладатель испуганного лица героя хичко- ковской психодрамы, и Иоханна со своей флейтой, из которой она извлекала звуки альпийских лугов, – Гамлет и Офелия, – трагическая пара, запутавшаяся в интригах сильных мира сего.
Саша был совершенный интроверт, видно было, как некомфортно ему в суетной москов- ской жизни. Последние два года он работал лесником в невообразимой глуши, где написал книгу, которую хочет выслать на Запад, ибо здесь ее никогда не напечатают.
– Про что книга? – спросил я. – Отправить рукопись на Запад не проблема. Проблема – чтобы ее там издали.
Саша достал из сумки пачку машинописных страниц. На титуле написано: «Школа для дураков. Слабоумному мальчику Вите Кляксину посвящается».
Я открыл наугад: «…Это пятая зона, стоимость билета тридцать пять копеек, поезд идет час два- дцать, северная ветка, ветка акации или, скажем, сирени, цветет белыми цветами, пахнет креозотом, пылью тамбура, куревом, маячит вдоль полосы отчуждения, вечером на цыпочках
Это Иоханна, австрийская подруга Вали. Она машет букетом, хочет что-то сказать, но ее к нам не подпускают. Смуглый парень из «Сохнута» (еврейского агентства) забирает российские выездные визы – розовые бумажки с фотографиями и штампами, наши единственные доку- менты, – и сообщает, что несколько дней до отправки в Тель-Авив нас будут содержать в «без- опасном месте»; вот телефон, пусть наша подруга туда позвонит, но сейчас мы не должны задерживаться в аэропорту. Мы не спорим, мы понимаем, что мы мишень для террористов; полтора года назад палестинцы захватили здесь целый поезд с советскими евреями. Нас сажают в микроавтобус и куда-то везут. Сзади машина с полицейскими. «Ничего себе, свободный мир», – говорю я Вале. Впереди стена с колючей проволокой. Открываются автоматические ворота, за ними – подстриженный газон, за которым вилла, похожая на госдачу в Жуковке.
Наутро появляется Иоханна. Убедив израильтян, что она не собирается брать нас в заложники, мы получаем разрешение выйти за ворота. Вена – мой первый западный город, место, где мы вынырнули из-подо льда, солнце, музыка, толпы народу, корабли на Дунае – отпечаталась в памяти радужной туристской открыткой.
– Я понял, что имел в виду мой отец, когда говорил, что главное отличие Запада от Востока – количество улыбающихся лиц в толпе, – сказал я, когда мы разместились в кафе, чтобы выпить первую в жизни чашку венского кофе.
– К присутствующим не относится, – криво усмехнулась Иоханна, разглядывая свою заплаканную физиономию в зеркале пудреницы. – Я реву не переставая уже две недели.
Две недели назад Иоханну выслали из Москвы. Там осталась ее единственная, вечная любовь. Она не знает, что делать. Если она никогда не увидит своего Сашу, она утопится в Дунае.
Саша Соколов был одним из моих незаконченных московских проектов. Он появился в нашем кругу за несколько месяцев до отъезда. «Один человек, – как-то сообщила, покраснев, Иоханна, – хочет получить у тебя консультацию». Он писатель, объяснила она, мечтает уехать на Запад, чтобы творить на свободе, но его отец, столь же страшный человек, сколь и влиятель- ный, проклял его и грозится посадить в сумасшедший дом. Через несколько дней они появи- лись в нашем московском жилище вдвоем, Саша, обладатель испуганного лица героя хичко- ковской психодрамы, и Иоханна со своей флейтой, из которой она извлекала звуки альпийских лугов, – Гамлет и Офелия, – трагическая пара, запутавшаяся в интригах сильных мира сего.
Саша был совершенный интроверт, видно было, как некомфортно ему в суетной москов- ской жизни. Последние два года он работал лесником в невообразимой глуши, где написал книгу, которую хочет выслать на Запад, ибо здесь ее никогда не напечатают.
– Про что книга? – спросил я. – Отправить рукопись на Запад не проблема. Проблема – чтобы ее там издали.
Саша достал из сумки пачку машинописных страниц. На титуле написано: «Школа для дураков. Слабоумному мальчику Вите Кляксину посвящается».
Я открыл наугад: «…Это пятая зона, стоимость билета тридцать пять копеек, поезд идет час два- дцать, северная ветка, ветка акации или, скажем, сирени, цветет белыми цветами, пахнет креозотом, пылью тамбура, куревом, маячит вдоль полосы отчуждения, вечером на цыпочках
