А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 83 Кроме того, конференция прямо запретила проведение некоторых экспериментов. К ним относилось клонирование генов высокопатогенных организмов, клонирование генов токси- нов или любых других генов, производящих продукты, потенциально опасные для человека, животных или растений, – то есть именно то, что Домарадский включил в план «Биопрепа- рата», который он примерно в те же дни передал в кремлевскую «Инстанцию».
* * * Советская делегация просидела всю конференцию с каменными лицами. На просьбу про- комментировать проект итогового документа один из членов группы встал и в кратком заяв- лении выразил удовлетворение, что, несмотря на то что «мир разделен политически, удалось достигнуть полного консенсуса в научном сообществе».
Три месяца спустя, в мае 1975-го, в журнале The Rolling Stone вышла статья об Асило- марской конференции, озаглавленная «Конгресс ящика Пандоры». Из нее я узнал, что проис- ходило в кулуарах конференции по моему поводу. Корреспондент Майкл Роджерс сообщал: «…В советской группе пять человек: два седых старика в черных костюмах и галстуках и двое помоложе – „Ааа, вы из «Роллинг Стоунз»? Это такая джаз-группа?” – и при них оча- ровательный, щеголеватый вице-консул из Сан-Франциско, который их всюду водит.
На заключительном заседании в среду вечером у дверей разложен раздаточный мате- риал – ксерокопия телеграммы, подписанной молодым русским по имени Александр Гольд- фарб. У Гольдфарба вызывающая просьба к конференции: „…ОБСУДИТЬ И ВЫСКАЗАТЬ ВАШЕ МНЕНИЕ О ВОЗМОЖНОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ФЕРМЕНТА РНК-ПОЛИМЕРАЗЫ В ВОЕННЫХ ЦЕЛЯХ. ИМЕННО ТАКУЮ РАБОТУ Я ВЫПОЛНЯЛ В БИОЛОГИЧЕСКОМ ОТДЕЛЕ ИНСТИТУТА АТОМНОЙ ЭНЕРГИИ им. КУРЧАТОВА, И ОНА БЫЛА ПРИЗНАНА ВАЖНОЙ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР…” После окончания сессии ваш корреспондент последовал за двумя пожилыми русскими на прохладный ночной воздух. Тут же появляется один из молодых коллег.
– Конечно, – говорит он на безупречном английском. – Мы знали, что это произойдет; нас предупреждали.
– Что будет с Гольдфарбом?
Молодой русский пожимает плечами. Это обычное дело, объясняет он, любой, кто свя- зан с секретностью, должен ждать три-пять лет после ухода с работы, прежде чем поки- нуть страну. Это нормально, говорит он, и тут ничего не поделаешь.
Значит, в Советском Союзе молекулярная биология имеет военное значение?
Это так просто, повторяет русский, и ничего не поделаешь.
В этот момент пожилой академик, наблюдавший за разговором, вдруг затряс головой.
– Мы знали, – коротко говорит он, – мы знали, что он пишет письма. Он писал всем, гла- вам государств, швейцарам в гостиницах. – Он фыркает, снова встряхивает головой, и трое русских растворяются в Монтерейской ночи.
– Боже мой, – говорит молодой американский ученый с волосами до плеч, который слы- шал конец беседы, – Гольдфарбу теперь конец. Держу пари, он поедет заниматься криобио- логией.
– Криобиологией?
– Ну да, – кивает он. – В Сибири».
Но пророчество американца не сбылось – мой эксперимент удался! Через две недели после возвращения академиков из Асиломара я получил открытку с приглашением «немед- ленно явиться к инспектору Кошелевой для оформления выездных виз».
* * * Советская делегация просидела всю конференцию с каменными лицами. На просьбу про- комментировать проект итогового документа один из членов группы встал и в кратком заяв- лении выразил удовлетворение, что, несмотря на то что «мир разделен политически, удалось достигнуть полного консенсуса в научном сообществе».
Три месяца спустя, в мае 1975-го, в журнале The Rolling Stone вышла статья об Асило- марской конференции, озаглавленная «Конгресс ящика Пандоры». Из нее я узнал, что проис- ходило в кулуарах конференции по моему поводу. Корреспондент Майкл Роджерс сообщал: «…В советской группе пять человек: два седых старика в черных костюмах и галстуках и двое помоложе – „Ааа, вы из «Роллинг Стоунз»? Это такая джаз-группа?” – и при них оча- ровательный, щеголеватый вице-консул из Сан-Франциско, который их всюду водит.
На заключительном заседании в среду вечером у дверей разложен раздаточный мате- риал – ксерокопия телеграммы, подписанной молодым русским по имени Александр Гольд- фарб. У Гольдфарба вызывающая просьба к конференции: „…ОБСУДИТЬ И ВЫСКАЗАТЬ ВАШЕ МНЕНИЕ О ВОЗМОЖНОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ФЕРМЕНТА РНК-ПОЛИМЕРАЗЫ В ВОЕННЫХ ЦЕЛЯХ. ИМЕННО ТАКУЮ РАБОТУ Я ВЫПОЛНЯЛ В БИОЛОГИЧЕСКОМ ОТДЕЛЕ ИНСТИТУТА АТОМНОЙ ЭНЕРГИИ им. КУРЧАТОВА, И ОНА БЫЛА ПРИЗНАНА ВАЖНОЙ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР…” После окончания сессии ваш корреспондент последовал за двумя пожилыми русскими на прохладный ночной воздух. Тут же появляется один из молодых коллег.
– Конечно, – говорит он на безупречном английском. – Мы знали, что это произойдет; нас предупреждали.
– Что будет с Гольдфарбом?
Молодой русский пожимает плечами. Это обычное дело, объясняет он, любой, кто свя- зан с секретностью, должен ждать три-пять лет после ухода с работы, прежде чем поки- нуть страну. Это нормально, говорит он, и тут ничего не поделаешь.
Значит, в Советском Союзе молекулярная биология имеет военное значение?
Это так просто, повторяет русский, и ничего не поделаешь.
В этот момент пожилой академик, наблюдавший за разговором, вдруг затряс головой.
– Мы знали, – коротко говорит он, – мы знали, что он пишет письма. Он писал всем, гла- вам государств, швейцарам в гостиницах. – Он фыркает, снова встряхивает головой, и трое русских растворяются в Монтерейской ночи.
– Боже мой, – говорит молодой американский ученый с волосами до плеч, который слы- шал конец беседы, – Гольдфарбу теперь конец. Держу пари, он поедет заниматься криобио- логией.
– Криобиологией?
– Ну да, – кивает он. – В Сибири».
Но пророчество американца не сбылось – мой эксперимент удался! Через две недели после возвращения академиков из Асиломара я получил открытку с приглашением «немед- ленно явиться к инспектору Кошелевой для оформления выездных виз».
