А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 79 ние попало на первую полосу «Нью-Йорк таймс» – рядом с сенатором, окруженным толпой грустных евреев.
Я отвел Бакли к Сахарову. У них состоялся на кухне долгий разговор, в котором Сахаров в пух и прах раскритиковал киссинджеровский détente и призвал давить на СССР, чтобы сти- мулировать перемены. Бакли вежливо слушал, но у меня было ощущение, что он не слишком верит в реформы. По его мнению, СССР был безнадежен.
Я не знаю, дал ли Бакли ход моему делу в Вашингтоне; но по крайней мере я был уверен, что Контора полностью в курсе – наблюдение за Бакли было плотным, как никогда.
Спустя три десятилетия в рассекреченных записях «Сахаровского досье КГБ» я нашел служебную записку с грифом «совершенно секретно» от 11 ноября 1974 года, в которой подробно описывались наши московские передвижения. Она была подписана шефом КГБ Юрием Андроповым и адресована министру иностранных дел Андрею Громыко: «… Считаем целесообразным обратиться в посольство США и обратить их внимание на недружественное поведение сенатора Бакли, противоречащее тенденции советско-амери- канских отношений».
То, что за каждым нашим движением следили, для меня не было новостью. Но эта записка показала, насколько высок был уровень интереса к нашим действиям и что в середине ноября 1974 года. в Политбюро еще не решили, как с нами поступить.
Но к концу года, по всей видимости, в отношении нас власть определилась. По Москве прошла волна обысков; были арестованы редактор самиздатской «Хроники текущих собы- тий» Сергей Ковалев и лидер русского национального движения Владимир Осипов. В украин- ском городе Виннице арестовали еврейского врача Михаила Штерна по явно сфабрикованному обвинению во взяточничестве и шарлатанстве. Дело Штерна привлекло большое международ- ное внимание, но город был закрыт для иностранных репортеров, поэтому я и еще один отказ- ник решили ехать на суд. Садясь в поезд на Киевском вокзале, я совсем не был уверен, что вернусь обратно.
Я остановился в доме Штернов, который находился в десяти минутах ходьбы от здания суда. «Какая же богом забытая дыра эта Винница», – думал я каждое утро, идя по замерзшим улицам с редкими машинами и нескончаемыми кучами снега на тротуарах. Пара темных силу- этов – местная «наружка» – плелась за мной на некотором расстоянии. Казалось, город насе- лен бабушками, закутанными в огромные платки, невыразительными женщинами, выстроив- шимися в очередь за консервами, зловещими мужиками и непрерывно курящей молодежью, слетающейся кучками в заснеженных дворах, чтобы распить бутылку водки. Если меня аре- стуют и мне повезет, я получу ссылку вместо лагеря и окажусь в таком же месте.
Когда начался суд, в доме Штернов отключили телефон, поэтому после каждого заседа- ния я мчался на почту, чтобы позвонить в «Ассошиэйтед Пресс» в Москву, а потом по вечерам мы слушали по «Голосу Америки» мои сообщения о том, как прокурор не слишком успешно пытается заставить свидетелей придерживаться сценария.
– Нам известно, что в зале суда присутствуют сионистские агенты, которые клевещут на наше советское правосудие по зарубежному радио, – объявил судья, несомненно, слушав- ший те же передачи, что и я. Сотня пустых глаз специально подобранной аудитории поверну- лись в мою сторону.
На девятый день судебного разбирательства милицейский джип с визгом остановился в снегу прямо передо мной, и одетый в кожаное пальто спортивный парень лет 35 пригласил меня в машину. Удивительно, но он был один. «Вот так арестовывают в Виннице», – подумал я.
Хотя бежать все равно было некуда.
Но это был не арест. В горотделе милиции он угостил меня чаем и представился: – Майор Олег Гота, начальник Винницкого уголовного розыска. Просто хотел познако- миться. Завтра приговор, ты собираешься возвращаться в Москву?
Я отвел Бакли к Сахарову. У них состоялся на кухне долгий разговор, в котором Сахаров в пух и прах раскритиковал киссинджеровский détente и призвал давить на СССР, чтобы сти- мулировать перемены. Бакли вежливо слушал, но у меня было ощущение, что он не слишком верит в реформы. По его мнению, СССР был безнадежен.
Я не знаю, дал ли Бакли ход моему делу в Вашингтоне; но по крайней мере я был уверен, что Контора полностью в курсе – наблюдение за Бакли было плотным, как никогда.
Спустя три десятилетия в рассекреченных записях «Сахаровского досье КГБ» я нашел служебную записку с грифом «совершенно секретно» от 11 ноября 1974 года, в которой подробно описывались наши московские передвижения. Она была подписана шефом КГБ Юрием Андроповым и адресована министру иностранных дел Андрею Громыко: «… Считаем целесообразным обратиться в посольство США и обратить их внимание на недружественное поведение сенатора Бакли, противоречащее тенденции советско-амери- канских отношений».
То, что за каждым нашим движением следили, для меня не было новостью. Но эта записка показала, насколько высок был уровень интереса к нашим действиям и что в середине ноября 1974 года. в Политбюро еще не решили, как с нами поступить.
Но к концу года, по всей видимости, в отношении нас власть определилась. По Москве прошла волна обысков; были арестованы редактор самиздатской «Хроники текущих собы- тий» Сергей Ковалев и лидер русского национального движения Владимир Осипов. В украин- ском городе Виннице арестовали еврейского врача Михаила Штерна по явно сфабрикованному обвинению во взяточничестве и шарлатанстве. Дело Штерна привлекло большое международ- ное внимание, но город был закрыт для иностранных репортеров, поэтому я и еще один отказ- ник решили ехать на суд. Садясь в поезд на Киевском вокзале, я совсем не был уверен, что вернусь обратно.
Я остановился в доме Штернов, который находился в десяти минутах ходьбы от здания суда. «Какая же богом забытая дыра эта Винница», – думал я каждое утро, идя по замерзшим улицам с редкими машинами и нескончаемыми кучами снега на тротуарах. Пара темных силу- этов – местная «наружка» – плелась за мной на некотором расстоянии. Казалось, город насе- лен бабушками, закутанными в огромные платки, невыразительными женщинами, выстроив- шимися в очередь за консервами, зловещими мужиками и непрерывно курящей молодежью, слетающейся кучками в заснеженных дворах, чтобы распить бутылку водки. Если меня аре- стуют и мне повезет, я получу ссылку вместо лагеря и окажусь в таком же месте.
Когда начался суд, в доме Штернов отключили телефон, поэтому после каждого заседа- ния я мчался на почту, чтобы позвонить в «Ассошиэйтед Пресс» в Москву, а потом по вечерам мы слушали по «Голосу Америки» мои сообщения о том, как прокурор не слишком успешно пытается заставить свидетелей придерживаться сценария.
– Нам известно, что в зале суда присутствуют сионистские агенты, которые клевещут на наше советское правосудие по зарубежному радио, – объявил судья, несомненно, слушав- ший те же передачи, что и я. Сотня пустых глаз специально подобранной аудитории поверну- лись в мою сторону.
На девятый день судебного разбирательства милицейский джип с визгом остановился в снегу прямо передо мной, и одетый в кожаное пальто спортивный парень лет 35 пригласил меня в машину. Удивительно, но он был один. «Вот так арестовывают в Виннице», – подумал я.
Хотя бежать все равно было некуда.
Но это был не арест. В горотделе милиции он угостил меня чаем и представился: – Майор Олег Гота, начальник Винницкого уголовного розыска. Просто хотел познако- миться. Завтра приговор, ты собираешься возвращаться в Москву?
