А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 67 – Абсолютно. У меня прекрасные отношения с академиком Энгельгардтом. Пожалуйста, подавайте заявление. Но вы должны дать мне честное слово, что прекратите антисоветскую деятельность, прежде чем я порекомендую вас принять. Ведь если вас арестуют, у Энгельгардта будут проблемы. Как тогда я посмотрю ему в глаза?
– Нет, Олег Григорьевич, извините, так не пойдет, – сказал я. – Я готов пойти к Энгель- гардту, но без предварительных условий.
– К сожалению, Александр Давидович, без этого невозможно. Вы будете плохо влиять на других молодых ученых. Ведь вы дошли до жизни такой не своим умом? Кто-то промыл вам мозги. Поверьте, я кое-что в этом понимаю; у меня в районе несколько вузов, в которых учатся десятки тысяч студентов. Молодежь так восприимчива к буржуазной пропаганде. У меня сын растет, даже у него голова забита мусором, – посетовал Книгин.
– Вот видите, Олег Григорьевич, – сказал я. – У вас радио, телевидение, газеты, комсомол, пионерская организация, и вы их всех не можете заставить как следует работать. Запретный плод сладок. Что касается вашего сына, то я вам искренне сочувствую.
– Не беспокойтесь, – сказал Книгин. – Я сдам его в военное училище, они его быстро поправят. Ну, что ж, мы с вами не договорились? Мне очень жаль. Потом не говорите, что мы вас не предупреждали, – заключил он.
Покидая райком партии, я с трудом сдерживал восторг: «Сработало! Они не знают, что со мной делать. Они предлагают все простить и забыть, лишь бы я замолк!» Не прошло и месяца после этой встречи, как судьба снова свела меня с тов. Книгиным, на этот раз в связи с событием, вошедшим в историю как Бульдозерная выставка.
* * * O Виталии Комаре и Алике Меламиде в Москве впервые услышали после того, как 19 марта 1974 года «Голос Америки» передал статью московского корреспондента Нью- Йорк Таймс Хедрика (Рика) Смита, озаглавленную «Молодые советские художники переоце- нивают социалистическое искусство». В рамках работы над своей будущей книгой Смит про- сил меня найти ему представителей разных профессий, чтобы получился срез российской жизни – рабочего, учителя, военного, художника и т. д. Задача была не из легких, потому что интервью с «Нью-Йорк таймс» было запредельным шагом и гарантировало попадание в поле зрения КГБ. Те, кто соглашался встретиться со Смитом, обычно настаивали на анонимности; поэтому в его книге «Русские», вышедшей год спустя в Нью-Йорке, реальные персонажи часто выступают под вымышленными именами. Однако Комар и Меламид назвать себя не побоя- лись, а их «Соц-арт» так понравился Смиту, что в результате получилась статья, пересказан- ная в тот же вечер по радио. О соц-арте, которого на самом деле толком еще никто не видел, заговорили на московских кухнях.
Вторым событием, добавившим известности Комару и Меламиду, стал разгром хеппе- нинга в мастерской Меламида незадолго до визита Никсона в июне. История эта преврати- лась в легенду, обросшую немыслимыми подробностями. Говорили, например, что в мили- цию попала дочка американского посла и что санкцию на налет дал сам шеф КГБ Андропов, разъяренный соц-артом. И то и другое было неправдой, но про историю женитьбы Игнашева в Москве мало кто знал, а про налет на Меламида знали все.
В то время в Москве уже существовало устоявшееся художественное подполье – группа художников-неконформистов, которых покупали в основном дипломаты и сотрудники ино- странных торговых миссий. У этого круга был собственный организатор – поэт Саша Глезер, который активно продвигал интересы своих художников. Комар и Меламид не входили в эту группу, но статья в «Нью-Йорк таймс» и легенда о милицейском налете сделали свое дело, и Глезер вместе с мэтром андеграунда Оскаром Рабиным (кстати, тоже задержанным в мела-
– Нет, Олег Григорьевич, извините, так не пойдет, – сказал я. – Я готов пойти к Энгель- гардту, но без предварительных условий.
– К сожалению, Александр Давидович, без этого невозможно. Вы будете плохо влиять на других молодых ученых. Ведь вы дошли до жизни такой не своим умом? Кто-то промыл вам мозги. Поверьте, я кое-что в этом понимаю; у меня в районе несколько вузов, в которых учатся десятки тысяч студентов. Молодежь так восприимчива к буржуазной пропаганде. У меня сын растет, даже у него голова забита мусором, – посетовал Книгин.
– Вот видите, Олег Григорьевич, – сказал я. – У вас радио, телевидение, газеты, комсомол, пионерская организация, и вы их всех не можете заставить как следует работать. Запретный плод сладок. Что касается вашего сына, то я вам искренне сочувствую.
– Не беспокойтесь, – сказал Книгин. – Я сдам его в военное училище, они его быстро поправят. Ну, что ж, мы с вами не договорились? Мне очень жаль. Потом не говорите, что мы вас не предупреждали, – заключил он.
Покидая райком партии, я с трудом сдерживал восторг: «Сработало! Они не знают, что со мной делать. Они предлагают все простить и забыть, лишь бы я замолк!» Не прошло и месяца после этой встречи, как судьба снова свела меня с тов. Книгиным, на этот раз в связи с событием, вошедшим в историю как Бульдозерная выставка.
* * * O Виталии Комаре и Алике Меламиде в Москве впервые услышали после того, как 19 марта 1974 года «Голос Америки» передал статью московского корреспондента Нью- Йорк Таймс Хедрика (Рика) Смита, озаглавленную «Молодые советские художники переоце- нивают социалистическое искусство». В рамках работы над своей будущей книгой Смит про- сил меня найти ему представителей разных профессий, чтобы получился срез российской жизни – рабочего, учителя, военного, художника и т. д. Задача была не из легких, потому что интервью с «Нью-Йорк таймс» было запредельным шагом и гарантировало попадание в поле зрения КГБ. Те, кто соглашался встретиться со Смитом, обычно настаивали на анонимности; поэтому в его книге «Русские», вышедшей год спустя в Нью-Йорке, реальные персонажи часто выступают под вымышленными именами. Однако Комар и Меламид назвать себя не побоя- лись, а их «Соц-арт» так понравился Смиту, что в результате получилась статья, пересказан- ная в тот же вечер по радио. О соц-арте, которого на самом деле толком еще никто не видел, заговорили на московских кухнях.
Вторым событием, добавившим известности Комару и Меламиду, стал разгром хеппе- нинга в мастерской Меламида незадолго до визита Никсона в июне. История эта преврати- лась в легенду, обросшую немыслимыми подробностями. Говорили, например, что в мили- цию попала дочка американского посла и что санкцию на налет дал сам шеф КГБ Андропов, разъяренный соц-артом. И то и другое было неправдой, но про историю женитьбы Игнашева в Москве мало кто знал, а про налет на Меламида знали все.
В то время в Москве уже существовало устоявшееся художественное подполье – группа художников-неконформистов, которых покупали в основном дипломаты и сотрудники ино- странных торговых миссий. У этого круга был собственный организатор – поэт Саша Глезер, который активно продвигал интересы своих художников. Комар и Меламид не входили в эту группу, но статья в «Нью-Йорк таймс» и легенда о милицейском налете сделали свое дело, и Глезер вместе с мэтром андеграунда Оскаром Рабиным (кстати, тоже задержанным в мела-
