А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 55 – Вот это правильно, – сказал отец.
Но в Крым я не поехал, ведь я решил встречать Никсона. И я хотел проститься с Коз- ловским.
Правда, появляться на проводах в его квартире на Тверском он мне отсоветовал. В его подъезде тоже стоял пост, и у всех, кто входил, проверяли документы. Одну девушку, у которой не оказалось паспорта и были светлые волосы до плеч, как у Вали, забрали в милицию. А на следующее утро, накануне отъезда, Козловского вызвали в ОВИР.
– Они хотели, чтоб я сказал им, где ты прячешься, – сообщил он по телефону. – Отобрали визу и сказали, что я никуда не поеду, пока тебя не сдам.
– Но ты ведь не знаешь, где я прячусь, – это было сказано для прослушивающих, на самом деле еще накануне мы конспиративно встретились на квартире одного знакомого, чтобы попро- щаться, возможно, навсегда.
– Я им так и сказал: «Понятия не имею». А они: «А если б знал, сказал бы» Я говорю: «Сказал бы. И, представь, вернули визу, чем сильно меня удивили. Наверно, поверили, что я действительно сдал бы тебя, если б знал.
– Козловский, не обольщайся, вовсе не поэтому. Если у тебя отберут визу перед самым приездом Никсона, это неминуемо попадет в прессу. Узнает высокое начальство. А они боятся докладывать наверх, что не могут меня отловить. В любом случае счастливого тебе пути, может, когда-нибудь встретимся.
– Видимо, не скоро.
– Ну, пока.
Утром следующего дня машины «наружки» провожали Козловского в аэропорт, и топ- туны, следовавшие по пятам, довели его до паспортного контроля в надежде, что я все-таки появлюсь, чтобы проститься с лучшим другом.
А на следующий день в Москву прилетел Никсон, и я отправился его встречать.
Ленинский проспект был перекрыт; вдоль всего маршрута за веревочными ограждениями в несколько рядов стояли снятые с работы люди, свезенные со всех концов города, размахивая советскими и американскими флажками, которые раздавали в киосках. Светило яркое солнце, милицейские машины с мигалками сновали взад и вперед, толпа радовалась возможности про- вести день на воздухе, вместо того чтобы сидеть на скучной работе, играла оптимистическая музыка, и в воздухе висело ощущение праздника. «Полный соц-арт, – подумал я, – вот и Ник- сон стал советской поп-персоной».
Я прогуливался вдоль газона, помахивая американским флажком, упиваясь своей маленькой победой – я все-таки здесь, вопреки всей оперативной мощи Конторы. Вдалеке послышался гул. Народ заволновался. Еще через несколько секунд появился эскорт мотоцик- листов, и мимо нас в сторону Кремля пронеслась кавалькада черных лимузинов, в одном из которых, как мне показалось, я успел различить Никсона, махнувшего мне рукой из-за стекла.
На следующий день состоялась свадьба Игнашева. На нее мы, естественно, не попали, а послушали об этом по «Голосу Америки». Все прошло гладко. За день до саммита в «Нью- Йорк таймс» появилось интервью Дианы о том, что КГБ мешает ей выйти замуж за русского возлюбленного, что у нее отобрали визу, что на жениха было совершено покушение. В назна- ченный час в сопровождении толпы репортеров Диана прямо из американского посольства проследовала в ЗАГС, где был благополучно зарегистрирован ее брак с Сергеем, приехавшим из больницы с перевязанной головой. Г-жа Никсон и г-жа Киссинджер прислали по корзине цветов и сожаления, что не смогут присутствовать. В прокуратуру больше никого не вызывали, и вскоре молодожены отбыли в Чикаго. Игнашева я больше никогда не видел, но слышал, что это был прочный брак. Оба работали в Чикагском университете, она – профессором слави- стики; он – библиотекарем, вплоть до своей смерти в автомобильной катастрофе в 1998 году.
Но в Крым я не поехал, ведь я решил встречать Никсона. И я хотел проститься с Коз- ловским.
Правда, появляться на проводах в его квартире на Тверском он мне отсоветовал. В его подъезде тоже стоял пост, и у всех, кто входил, проверяли документы. Одну девушку, у которой не оказалось паспорта и были светлые волосы до плеч, как у Вали, забрали в милицию. А на следующее утро, накануне отъезда, Козловского вызвали в ОВИР.
– Они хотели, чтоб я сказал им, где ты прячешься, – сообщил он по телефону. – Отобрали визу и сказали, что я никуда не поеду, пока тебя не сдам.
– Но ты ведь не знаешь, где я прячусь, – это было сказано для прослушивающих, на самом деле еще накануне мы конспиративно встретились на квартире одного знакомого, чтобы попро- щаться, возможно, навсегда.
– Я им так и сказал: «Понятия не имею». А они: «А если б знал, сказал бы» Я говорю: «Сказал бы. И, представь, вернули визу, чем сильно меня удивили. Наверно, поверили, что я действительно сдал бы тебя, если б знал.
– Козловский, не обольщайся, вовсе не поэтому. Если у тебя отберут визу перед самым приездом Никсона, это неминуемо попадет в прессу. Узнает высокое начальство. А они боятся докладывать наверх, что не могут меня отловить. В любом случае счастливого тебе пути, может, когда-нибудь встретимся.
– Видимо, не скоро.
– Ну, пока.
Утром следующего дня машины «наружки» провожали Козловского в аэропорт, и топ- туны, следовавшие по пятам, довели его до паспортного контроля в надежде, что я все-таки появлюсь, чтобы проститься с лучшим другом.
А на следующий день в Москву прилетел Никсон, и я отправился его встречать.
Ленинский проспект был перекрыт; вдоль всего маршрута за веревочными ограждениями в несколько рядов стояли снятые с работы люди, свезенные со всех концов города, размахивая советскими и американскими флажками, которые раздавали в киосках. Светило яркое солнце, милицейские машины с мигалками сновали взад и вперед, толпа радовалась возможности про- вести день на воздухе, вместо того чтобы сидеть на скучной работе, играла оптимистическая музыка, и в воздухе висело ощущение праздника. «Полный соц-арт, – подумал я, – вот и Ник- сон стал советской поп-персоной».
Я прогуливался вдоль газона, помахивая американским флажком, упиваясь своей маленькой победой – я все-таки здесь, вопреки всей оперативной мощи Конторы. Вдалеке послышался гул. Народ заволновался. Еще через несколько секунд появился эскорт мотоцик- листов, и мимо нас в сторону Кремля пронеслась кавалькада черных лимузинов, в одном из которых, как мне показалось, я успел различить Никсона, махнувшего мне рукой из-за стекла.
На следующий день состоялась свадьба Игнашева. На нее мы, естественно, не попали, а послушали об этом по «Голосу Америки». Все прошло гладко. За день до саммита в «Нью- Йорк таймс» появилось интервью Дианы о том, что КГБ мешает ей выйти замуж за русского возлюбленного, что у нее отобрали визу, что на жениха было совершено покушение. В назна- ченный час в сопровождении толпы репортеров Диана прямо из американского посольства проследовала в ЗАГС, где был благополучно зарегистрирован ее брак с Сергеем, приехавшим из больницы с перевязанной головой. Г-жа Никсон и г-жа Киссинджер прислали по корзине цветов и сожаления, что не смогут присутствовать. В прокуратуру больше никого не вызывали, и вскоре молодожены отбыли в Чикаго. Игнашева я больше никогда не видел, но слышал, что это был прочный брак. Оба работали в Чикагском университете, она – профессором слави- стики; он – библиотекарем, вплоть до своей смерти в автомобильной катастрофе в 1998 году.
