А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 54 – Ну, что?
– Ничего. Я высадил Валю у метро, а сам вернулся домой.
– А хвост?
– За мной приехал. Стоят у подъезда.
– Хорошо. Спокойной ночи. С меня причитается.
Я позвонил Вале, она была уже дома в нашей комнатке на Плющихе. Вроде бы никакой слежки за собой она не заметила. Но на всякий случай домой я решил не ходить. Мы догово- рились встретиться на следующий день у Киевского вокзала.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Переночевав у Юры Юрова, с утра я начал разыс- кивать Володю Микояна, но на душе у меня было неспокойно: если меня начнут всерьез искать, то ясно, что пойдут по адресам университетских друзей. Однако Микоян, который всегда имел многоплановую личную жизнь, тут же решил проблему.
– У меня есть ключ от квартиры одной девушки, которая уехала отдыхать на юг, – ска- зал он. – Кстати, я тоже туда собираюсь. Вот тебе ключ, а вот адрес: две остановки от метро ВДНХ. Там тебя ни одна собака не найдет.
Освоившись на новом месте, я нашел телефон-автомат и стал выяснять обстановку в городе. Как я и предполагал, в то утро у своих домов были арестованы более тридцати чело- век, практически все активные сионисты и диссиденты. Профессора Лернера, очевидно, ввиду его почтенного возраста, забирать не стали, а посадили под домашний арест. Его жена Юдифь Абрамовна сказала, что топтуны, дежурившие на лестнице, даже не дали ей выйти в магазин, сказали, что никого не велено ни выпускать, ни впускать, пусть даст деньги, и «кто-нибудь из ребят сбегает». То же самое происходило у Сахарова.
Мой следующий звонок был в московское бюро «Нью-Йорк таймс» Кристоферу Рену: – Крис, в Москве идет охота на евреев. Я убежал от КГБ через окно. Лернер под домаш- ним арестом. Всем этим мы обязаны визиту вашего президента.
– Ты не мог бы прокомментировать заявление Киссинджера? – спросил Крис. – Он пред- лагает компромисс с сенатором Джексоном: СССР даст неофициальные заверения, что еврей- ская эмиграция поднимется до уровня 45 тысяч в год, а за это Джексон снимет поправку.
Я почувствовал себя в родной стихии: – Мы категорически отвергаем позицию американской администрации. Наша цель – никаких компромиссов, никаких частных заверений, только полная свобода эмиграции. Гос- подин Киссинджер подыгрывает Кремлю. Его компромиссы для нас как нож в спину. На нас потому и устроили облаву, чтобы мы не смогли об этом открыто заявить. Кстати, Крис, не забудь, что Сахаров собирается во время саммита объявить голодовку в защиту политза- ключенных. Я, к сожалению, не смогу там присутствовать, потому что меня повсюду ищут.
– Что ты собираешься делать в день визита президента? – спросил Крис.
– Пойду его встречать, – сказал я и, подумав, добавил: – вместе с группой товарищей, злорадно представляя, какую ярость вызовет запись этого разговора в Конторе.
Вечером этого дня, благополучно объединившись с Валей, мы обосновались в квартире микояновской подружки и уснули, чувствуя себя абсолютно счастливыми, под модную в то лето «Alone Again» в исполнении Гилберта О’Салливана, доносившуюся из моего Sony.
* * * Утром из автомата я позвонил отцу.
– Тебя повсюду ищут, – сообщил он. – У дома стоят три машины, и у Тани тоже. Мама звонила с дачи, и там две машины. Даже к дедушке Грише приходили. Что происходит?
– Папа, пожалуйста, не волнуйся. Просто всех посадили в кутузку из-за Никсона, а меня не могут найти. В общем, я уезжаю в Крым, от греха подальше.
– Ничего. Я высадил Валю у метро, а сам вернулся домой.
– А хвост?
– За мной приехал. Стоят у подъезда.
– Хорошо. Спокойной ночи. С меня причитается.
Я позвонил Вале, она была уже дома в нашей комнатке на Плющихе. Вроде бы никакой слежки за собой она не заметила. Но на всякий случай домой я решил не ходить. Мы догово- рились встретиться на следующий день у Киевского вокзала.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Переночевав у Юры Юрова, с утра я начал разыс- кивать Володю Микояна, но на душе у меня было неспокойно: если меня начнут всерьез искать, то ясно, что пойдут по адресам университетских друзей. Однако Микоян, который всегда имел многоплановую личную жизнь, тут же решил проблему.
– У меня есть ключ от квартиры одной девушки, которая уехала отдыхать на юг, – ска- зал он. – Кстати, я тоже туда собираюсь. Вот тебе ключ, а вот адрес: две остановки от метро ВДНХ. Там тебя ни одна собака не найдет.
Освоившись на новом месте, я нашел телефон-автомат и стал выяснять обстановку в городе. Как я и предполагал, в то утро у своих домов были арестованы более тридцати чело- век, практически все активные сионисты и диссиденты. Профессора Лернера, очевидно, ввиду его почтенного возраста, забирать не стали, а посадили под домашний арест. Его жена Юдифь Абрамовна сказала, что топтуны, дежурившие на лестнице, даже не дали ей выйти в магазин, сказали, что никого не велено ни выпускать, ни впускать, пусть даст деньги, и «кто-нибудь из ребят сбегает». То же самое происходило у Сахарова.
Мой следующий звонок был в московское бюро «Нью-Йорк таймс» Кристоферу Рену: – Крис, в Москве идет охота на евреев. Я убежал от КГБ через окно. Лернер под домаш- ним арестом. Всем этим мы обязаны визиту вашего президента.
– Ты не мог бы прокомментировать заявление Киссинджера? – спросил Крис. – Он пред- лагает компромисс с сенатором Джексоном: СССР даст неофициальные заверения, что еврей- ская эмиграция поднимется до уровня 45 тысяч в год, а за это Джексон снимет поправку.
Я почувствовал себя в родной стихии: – Мы категорически отвергаем позицию американской администрации. Наша цель – никаких компромиссов, никаких частных заверений, только полная свобода эмиграции. Гос- подин Киссинджер подыгрывает Кремлю. Его компромиссы для нас как нож в спину. На нас потому и устроили облаву, чтобы мы не смогли об этом открыто заявить. Кстати, Крис, не забудь, что Сахаров собирается во время саммита объявить голодовку в защиту политза- ключенных. Я, к сожалению, не смогу там присутствовать, потому что меня повсюду ищут.
– Что ты собираешься делать в день визита президента? – спросил Крис.
– Пойду его встречать, – сказал я и, подумав, добавил: – вместе с группой товарищей, злорадно представляя, какую ярость вызовет запись этого разговора в Конторе.
Вечером этого дня, благополучно объединившись с Валей, мы обосновались в квартире микояновской подружки и уснули, чувствуя себя абсолютно счастливыми, под модную в то лето «Alone Again» в исполнении Гилберта О’Салливана, доносившуюся из моего Sony.
* * * Утром из автомата я позвонил отцу.
– Тебя повсюду ищут, – сообщил он. – У дома стоят три машины, и у Тани тоже. Мама звонила с дачи, и там две машины. Даже к дедушке Грише приходили. Что происходит?
– Папа, пожалуйста, не волнуйся. Просто всех посадили в кутузку из-за Никсона, а меня не могут найти. В общем, я уезжаю в Крым, от греха подальше.
