А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 51 разить на холсте иллюстрацию к сегодняшней передовице из «Правды» – о досрочном вводе в строй Минского домостроительного комбината. «Вдохновители и организаторы» меропри- ятия – пузатый, грузный Комар, с троцкистской бородкой, в старорежимном жилете, и нерв- ный, лохматый Меламид, похожий на Чарли Чаплина, у которого сбрили усы, – дают рисоваль- щикам инструкции через милицейский матюгальник, а публика, похохатывая, комментирует творческий процесс.
(Много лет спустя стилизация советской массовой культуры, изобретенная Комаром и Меламидом, стала популярной в постперестроечных московских ресторанах и в бутиках Гринвич-Виллиджа. Но в 1974 году в СССР, когда эти лозунги всерьез висели на всех углах, соц-арт был не просто забавным – это было вызывающе смешно, как только может быть смешно ироническое богохульство.) Вдруг раздался звонок в дверь. Появившийся на пороге человек в темном плаще предъ- явил удостоверение: – Я из уголовного розыска. Что здесь происходит? Кто хозяин?
– Здесь хеппенинг, – сказал побледневший Меламид, качнув копной волос и сверкнув очками. – Это моя мастерская.
– Хеппи… чего? – переспросил сыщик.
– Театрализованное действо, – нашелся кто-то из гостей. – Не хотите ли поучаствовать?
Все, кроме Меламида, решили, что гость – ряженый участник представления.
– В этой квартире произошло покушение на убийство, – сказал сыщик могильным голо- сом.
Из публики раздался крик притворного ужаса.
– Убийство кого? – спросил Меламид.
– Кого? Кого? – закричали среди гостей.
– Человека. Вот это – это что? – сыщик указал на бурые пятна под батареей.
– Это краска, – сказал Меламид. – Здесь мастерская художника.
– Это кровь, – драматически возразил сыщик. – Имеется акт экспертизы. Он не стал объяснять, как провели экспертизу в запертой квартире.
– Среди присутствующих есть Гольдфарб Александр Давидович? – спросил детектив.
– Кровь! Кровь! – в восторге завопили гости. – Подать сюда Гольдфарба! – впрочем, большинство из них понятия не имели, кто такой Гольдфарб.
– Молчать! – вдруг заорал сыщик. – Вам смешно?! Наркотиков небось накурились? Ну я вам сейчас!.. – и захлопнул за собой дверь.
Публика покатилась от хохота. Меламид стоял бледный, как незагрунтованный холст.
Через несколько минут в мастерскую ворвался отряд милиционеров. Всех присутству- ющих препроводили в автобус и отвезли в отделение, где рассадили по комнатам и стали допрашивать о том, не знакомы ли они с человеком по имени Игнашев и что им известно о Гольдфарбе. Молодежь из приличных семей, участники хеэппенинга, стали звонить родите- лям. Вскоре к отделению начали подъезжать родительские «Волги», чтобы вызволить детей.
Оказавшийся среди гостей второй секретарь аргентинского посольства требовал встречи с кон- сулом. Был уже поздний вечер, когда всех отпустили по домам. Словом, скандал получился на славу.
* * * Слух о том, что милиция разгромила хеппенинг в мастерской художника Меламида, раз- несся по Москве и попал в вечерние радио-новости. Я услышал об этом по «Голосу Америки» раньше, чем Меламид смог меня разыскать, и сам позвонил ему: – Что у тебя произошло?
(Много лет спустя стилизация советской массовой культуры, изобретенная Комаром и Меламидом, стала популярной в постперестроечных московских ресторанах и в бутиках Гринвич-Виллиджа. Но в 1974 году в СССР, когда эти лозунги всерьез висели на всех углах, соц-арт был не просто забавным – это было вызывающе смешно, как только может быть смешно ироническое богохульство.) Вдруг раздался звонок в дверь. Появившийся на пороге человек в темном плаще предъ- явил удостоверение: – Я из уголовного розыска. Что здесь происходит? Кто хозяин?
– Здесь хеппенинг, – сказал побледневший Меламид, качнув копной волос и сверкнув очками. – Это моя мастерская.
– Хеппи… чего? – переспросил сыщик.
– Театрализованное действо, – нашелся кто-то из гостей. – Не хотите ли поучаствовать?
Все, кроме Меламида, решили, что гость – ряженый участник представления.
– В этой квартире произошло покушение на убийство, – сказал сыщик могильным голо- сом.
Из публики раздался крик притворного ужаса.
– Убийство кого? – спросил Меламид.
– Кого? Кого? – закричали среди гостей.
– Человека. Вот это – это что? – сыщик указал на бурые пятна под батареей.
– Это краска, – сказал Меламид. – Здесь мастерская художника.
– Это кровь, – драматически возразил сыщик. – Имеется акт экспертизы. Он не стал объяснять, как провели экспертизу в запертой квартире.
– Среди присутствующих есть Гольдфарб Александр Давидович? – спросил детектив.
– Кровь! Кровь! – в восторге завопили гости. – Подать сюда Гольдфарба! – впрочем, большинство из них понятия не имели, кто такой Гольдфарб.
– Молчать! – вдруг заорал сыщик. – Вам смешно?! Наркотиков небось накурились? Ну я вам сейчас!.. – и захлопнул за собой дверь.
Публика покатилась от хохота. Меламид стоял бледный, как незагрунтованный холст.
Через несколько минут в мастерскую ворвался отряд милиционеров. Всех присутству- ющих препроводили в автобус и отвезли в отделение, где рассадили по комнатам и стали допрашивать о том, не знакомы ли они с человеком по имени Игнашев и что им известно о Гольдфарбе. Молодежь из приличных семей, участники хеэппенинга, стали звонить родите- лям. Вскоре к отделению начали подъезжать родительские «Волги», чтобы вызволить детей.
Оказавшийся среди гостей второй секретарь аргентинского посольства требовал встречи с кон- сулом. Был уже поздний вечер, когда всех отпустили по домам. Словом, скандал получился на славу.
* * * Слух о том, что милиция разгромила хеппенинг в мастерской художника Меламида, раз- несся по Москве и попал в вечерние радио-новости. Я услышал об этом по «Голосу Америки» раньше, чем Меламид смог меня разыскать, и сам позвонил ему: – Что у тебя произошло?
