А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 6 Предисловие Чем ближе течение времени приближает меня к закономерному концу, тем четче я вижу перед собой персонажей моей истории, хотя иных уж нет на свете. В стране моего воображения они мирно уживаются с теми, кто останется после меня, – моими детьми, внуками и их еще не родившимися детьми; тут все они современники. Но, как только меня не станет, половина исчезнет вместе со мной, а те, кто останется, ничего не будут знать о тех, кто ушел, – ведь они никогда не встречались, кроме как в моих недолговечных снах. Как сказал поэт в стихотворе- нии, запомнившемся со школьных лет, У каждого – свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас.
И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой… Все это забирает он с собой.
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?1 Эта книга – попытка перехитрить «закон безжалостной игры», донести до детей, внуков и последующих поколений подлежащий забвению мир, который был для меня столь же реален, сколь будет их жизнь, когда им доведется это читать. Не знаю, насколько это заинтересует всех остальных, но уверен, что моя целевая аудитория вспомнит меня добрым словом. Ибо я сам много бы дал, чтобы прочитать жизненный отчет, скажем, моей прабабушки. Но та, увы, обо мне не подумала и ничего такого не написала.
* * * Все описанные здесь события и действующие лица подлинные и выступают под своими именами. Их разговоры переданы так, как они запомнились мне или непосредственным участ- никам, мне их пересказавшим или описавшим в мемуарах, интервью и т. п. Особенно хочу упомянуть три книги других участников этих событий: Nicholas Daniloff «Of Spies and Spokesmen: My Life as a Cold War Correspondent»; Милтон Бирден, Джеймс Райзен «Главный враг. Тайная история последних лет противо- стояния ЦРУ и КГБ»; Игорь Домарадский «Перевертыш».
Я благодарен всем, кто поделился со мной информацией или прочитал рукопись. Я вдвойне благодарен моему отважному издателю, решившемуся взять эту книгу в сии непро- стые времена. Пока я ее писал, в моем сознании росло набоковское «слепое пятно»2, а теперь получается, что оно не столь уж непроницаемо. Это вселяет надежду.
1 Евгений Евтушенко, 1961.
2 «Как писатель, я слишком привык к тому, что вот уже скоро полвека чернеет слепое пятно на востоке моего сознания – какие уж тут советские издания!» – Владимир Набоков, по поводу возможности издания «Лолиты» в СССР.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас.
И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой… Все это забирает он с собой.
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?1 Эта книга – попытка перехитрить «закон безжалостной игры», донести до детей, внуков и последующих поколений подлежащий забвению мир, который был для меня столь же реален, сколь будет их жизнь, когда им доведется это читать. Не знаю, насколько это заинтересует всех остальных, но уверен, что моя целевая аудитория вспомнит меня добрым словом. Ибо я сам много бы дал, чтобы прочитать жизненный отчет, скажем, моей прабабушки. Но та, увы, обо мне не подумала и ничего такого не написала.
* * * Все описанные здесь события и действующие лица подлинные и выступают под своими именами. Их разговоры переданы так, как они запомнились мне или непосредственным участ- никам, мне их пересказавшим или описавшим в мемуарах, интервью и т. п. Особенно хочу упомянуть три книги других участников этих событий: Nicholas Daniloff «Of Spies and Spokesmen: My Life as a Cold War Correspondent»; Милтон Бирден, Джеймс Райзен «Главный враг. Тайная история последних лет противо- стояния ЦРУ и КГБ»; Игорь Домарадский «Перевертыш».
Я благодарен всем, кто поделился со мной информацией или прочитал рукопись. Я вдвойне благодарен моему отважному издателю, решившемуся взять эту книгу в сии непро- стые времена. Пока я ее писал, в моем сознании росло набоковское «слепое пятно»2, а теперь получается, что оно не столь уж непроницаемо. Это вселяет надежду.
1 Евгений Евтушенко, 1961.
2 «Как писатель, я слишком привык к тому, что вот уже скоро полвека чернеет слепое пятно на востоке моего сознания – какие уж тут советские издания!» – Владимир Набоков, по поводу возможности издания «Лолиты» в СССР.
