А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 27 где произнес (а я перевел) вполне связный доклад на близкую моему сердцу тему о регуляции генов. Тов. Книгин был под большим впечатлением – не каждый день попадается член ЦК, который в течение часа, без бумажки и шпаргалки, в состоянии произносить какую-то науч- ную абракадабру, не имеющую никакого отношения к борьбе с империалистической агрессией.
После семинара было объявлено, что научная дискуссия продолжится в ресторане, и Книгин удалился вместе со своей черной «Волгой».
В этот вечер в квартире Володи Микояна член американского ЦК был подвергнут мас- сированной идеологической атаке со стороны «Узкого круга», которая подогревалась огром- ной бутылкой виски – «даром американских коммунистов советскому народу» и затянулась далеко за полночь. Нельзя сказать, что список преступлений коммунизма, который был предъ- явлен Алану, оказался для него новостью: насильственная коллективизация, сталинский тер- рор, подавление венгерского восстания и Пражской весны, Берлинская стена – обо всем этом он слышал и раньше. Но для него все это были абстракции. Видно было, что все, о чем мы гово- рим, кажется ему демагогией, средством для оправдания преступлений капитализма, которые для него столь же вопиющи: засилье международных монополий, поддержка Америкой крова- вых диктатур в банановых республиках, напалм и ковровые бомбежки во Вьетнаме. Обо всем этом мы слышали ежедневно в монотонных официальных новостях и должны были сами повто- рять на собраниях и политинформациях. Я впервые видел человека, который говорил о кознях империалистов со страстью, да еще по-английски.
– Послушай, неужели он действительно верит во всю эту чепуху? – шепнул мне на ухо Юров.
– По всей видимости, да. Такую искренность невозможно разыграть. Наш спор шел по кругу.
– Алан, ты понимаешь, что то, что я сейчас говорю тебе, я не могу произнести вслух?
А если произнесу, то моментально вылечу с работы как минимум? Это тебя не смущает? – горячился я.
– То, что ты говоришь, – пропаганда. Кстати, мне тоже будет трудно получить работу в Америке, потому что я член КП, – парировал Алан. – И за мной тоже следит ФБР.
– Как член КП ты обязан завтра же донести на нас, – заметил изрядно захмелевший Юров. – А если не донесешь, то ты плохой коммунист!
– Не забывай, я американский коммунист, а не советский, – обиделся гость.
– Что и следовало доказать! – закричал я, довольный, что последнее слово осталось за мной.
Судя по всему, Алан на нас не донес, а тов. Книгин написал благоприятный отчет, потому что с этого момента я без проблем стал получать разрешения на перевод иностранцев в раз- личных академических институтах. Мысленно ставя себя на место моих тайных кураторов в Конторе, я вижу исключительно положительный образ: объект – внук старого большевика и ветерана разведки; сын известного ученого, члена партии; зять ответственных периферийных работников; принят в доме бывшего президента страны; имеет позитивные связи в кругу моло- дых политологов. Единственная негативная связь – Григорий Гольдберг, замеченный в ком- пании московских сионистов. Однако сам объект не проявляет особого интереса к еврейской теме. По совокупности его морально-политический профиль достаточно высок. Пользуется доверием иностранцев. Свободное знание английского языка. Представляет интерес для вер- бовки.
* * * Я до сих пор не понимаю, почему Контора не раскрыла «Узкий круг». Вокруг нас должны были быть десятки осведомителей. Видимо, нам просто повезло; если бы о наших увлечениях
После семинара было объявлено, что научная дискуссия продолжится в ресторане, и Книгин удалился вместе со своей черной «Волгой».
В этот вечер в квартире Володи Микояна член американского ЦК был подвергнут мас- сированной идеологической атаке со стороны «Узкого круга», которая подогревалась огром- ной бутылкой виски – «даром американских коммунистов советскому народу» и затянулась далеко за полночь. Нельзя сказать, что список преступлений коммунизма, который был предъ- явлен Алану, оказался для него новостью: насильственная коллективизация, сталинский тер- рор, подавление венгерского восстания и Пражской весны, Берлинская стена – обо всем этом он слышал и раньше. Но для него все это были абстракции. Видно было, что все, о чем мы гово- рим, кажется ему демагогией, средством для оправдания преступлений капитализма, которые для него столь же вопиющи: засилье международных монополий, поддержка Америкой крова- вых диктатур в банановых республиках, напалм и ковровые бомбежки во Вьетнаме. Обо всем этом мы слышали ежедневно в монотонных официальных новостях и должны были сами повто- рять на собраниях и политинформациях. Я впервые видел человека, который говорил о кознях империалистов со страстью, да еще по-английски.
– Послушай, неужели он действительно верит во всю эту чепуху? – шепнул мне на ухо Юров.
– По всей видимости, да. Такую искренность невозможно разыграть. Наш спор шел по кругу.
– Алан, ты понимаешь, что то, что я сейчас говорю тебе, я не могу произнести вслух?
А если произнесу, то моментально вылечу с работы как минимум? Это тебя не смущает? – горячился я.
– То, что ты говоришь, – пропаганда. Кстати, мне тоже будет трудно получить работу в Америке, потому что я член КП, – парировал Алан. – И за мной тоже следит ФБР.
– Как член КП ты обязан завтра же донести на нас, – заметил изрядно захмелевший Юров. – А если не донесешь, то ты плохой коммунист!
– Не забывай, я американский коммунист, а не советский, – обиделся гость.
– Что и следовало доказать! – закричал я, довольный, что последнее слово осталось за мной.
Судя по всему, Алан на нас не донес, а тов. Книгин написал благоприятный отчет, потому что с этого момента я без проблем стал получать разрешения на перевод иностранцев в раз- личных академических институтах. Мысленно ставя себя на место моих тайных кураторов в Конторе, я вижу исключительно положительный образ: объект – внук старого большевика и ветерана разведки; сын известного ученого, члена партии; зять ответственных периферийных работников; принят в доме бывшего президента страны; имеет позитивные связи в кругу моло- дых политологов. Единственная негативная связь – Григорий Гольдберг, замеченный в ком- пании московских сионистов. Однако сам объект не проявляет особого интереса к еврейской теме. По совокупности его морально-политический профиль достаточно высок. Пользуется доверием иностранцев. Свободное знание английского языка. Представляет интерес для вер- бовки.
* * * Я до сих пор не понимаю, почему Контора не раскрыла «Узкий круг». Вокруг нас должны были быть десятки осведомителей. Видимо, нам просто повезло; если бы о наших увлечениях
