А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 144 Глава 19. Загадочный инициативник В конце концов генералу Красильникову удалось заполучить Ника в свои сети, но про- изошло это не через посредство моего отца, а в ходе совсем другой операции, которая нача- лась вскоре после того, как закончилась история со штаммами. На этот раз Ник оказался жерт- вой досадного стечения обстоятельств и неуклюжих действий московской резидентуры ЦРУ.
До поры до времени эта операция не касалась моего отца, но, в конце концов, она закончилась «последним шпионским скандалом холодной войны» – арестом и обменом Ника и выездом моей семьи.
Все началось в декабре 1984 года с телефонного звонка в московское представительство US News and World Report. Звонивший предложил рассказать о возрождении религиозных чувств среди молодых россиян. Тема заинтересовала Ника, и он пригласил звонившего в офис.
Молодой человек в синих джинсах и куртке представился отцом Романом Потемкиным – дья- коном одной из небольших московских церквей. Они пошли прогуляться по заснеженным окрестным переулкам – стандартная предосторожность, ибо офис наверняка прослушивался, – и отец Роман стал рассказывать о вещах, банальных и малоинтересных: об атеистической про- паганде и своекорыстии иерархии РПЦ. В разговоре выяснилось, что новый знакомый Ника отсидел два года по обвинению в незаконной торговле иконами. Он попросил Данилова позна- комить его с другими корреспондентами, затем дал свой номер телефона и ушел.
С самого начала молодой человек показался Нику подозрительным. Как всякий корре- спондент, он знал, что вступающие с ним в контакт русские бывают только двух категорий, и отец Роман больше походил на провокатора, чем на диссидента. Ник решил больше с ним не встречаться, но через месяц тот снова позвонил и сказал, что пошлет Нику материалы о пра- вославной молодежи. Два дня спустя кто-то бросил в почтовый ящик на двери офиса US News большой конверт, адресованный «г-ну Данилову». Ник предположил, что пакет был от отца Романа.
В конверте, однако, не оказалось ничего о православной молодежи; вместо этого в него был вложен другой конверт, адресованный послу США Артуру Хартману. 23 года спустя Ник описал то судьбоносное для него утро в мемуарах, озаглавленных «О шпионах и пресс-секре- тарях».
Заподозрив неладное и отогнав от себя мысли о тайне переписки, он вскрыл второй кон- верт. Внутри оказался третий конверт с надписью на русском языке «Мистеру Кейси», то есть Уильяму Кейси – директору ЦРУ. Он открыл и этот конверт; в нем лежало письмо на семи страницах, написанное очень мелким почерком; Ник сразу различил слово «ракеты».
Самое худшее, что он мог сделать в этой ситуации, вспоминал Ник, – это держать письмо дома: ведь если его найдут, то доказать, что он не шпион, будет трудно. Ник показал письмо своей жене Рут, и они вместе стали думать, как быть. Может быть, сжечь письмо? Ведь если это спецоперация КГБ, то в любой момент к ним может нагрянуть обыск – у Ника не было дипломатической неприкосновенности. Можно было пойти официальным путем, т. е. отнести письмо в отдел печати МИД СССР и пожаловаться на провокацию КГБ.
A что, если письмо подлинное? Ведь эта информация может быть важной для нацио- нальной безопасности США, подсказывал им патриотический инстинкт. И что будет с авто- ром? Быть может, это ученый-диссидент в недрах советского ВПК, благородный и мужествен- ный человек вроде их друга Давида Гольдфарба. Написав это письмо, автор рисковал жизнью, и доставивший письмо отец Роман, если он не подсадная утка, ведь тоже рисковал. Как Ник мог их выдать? С другой стороны, меньше всего ему хотелось ввязываться в шпионскую историю.
Помучившись сомнениями еще некоторое время, Ник и Рут все же решили рискнуть и передать письмо в посольство. Конверт жег им руки, каждая лишняя минута таила в себе
До поры до времени эта операция не касалась моего отца, но, в конце концов, она закончилась «последним шпионским скандалом холодной войны» – арестом и обменом Ника и выездом моей семьи.
Все началось в декабре 1984 года с телефонного звонка в московское представительство US News and World Report. Звонивший предложил рассказать о возрождении религиозных чувств среди молодых россиян. Тема заинтересовала Ника, и он пригласил звонившего в офис.
Молодой человек в синих джинсах и куртке представился отцом Романом Потемкиным – дья- коном одной из небольших московских церквей. Они пошли прогуляться по заснеженным окрестным переулкам – стандартная предосторожность, ибо офис наверняка прослушивался, – и отец Роман стал рассказывать о вещах, банальных и малоинтересных: об атеистической про- паганде и своекорыстии иерархии РПЦ. В разговоре выяснилось, что новый знакомый Ника отсидел два года по обвинению в незаконной торговле иконами. Он попросил Данилова позна- комить его с другими корреспондентами, затем дал свой номер телефона и ушел.
С самого начала молодой человек показался Нику подозрительным. Как всякий корре- спондент, он знал, что вступающие с ним в контакт русские бывают только двух категорий, и отец Роман больше походил на провокатора, чем на диссидента. Ник решил больше с ним не встречаться, но через месяц тот снова позвонил и сказал, что пошлет Нику материалы о пра- вославной молодежи. Два дня спустя кто-то бросил в почтовый ящик на двери офиса US News большой конверт, адресованный «г-ну Данилову». Ник предположил, что пакет был от отца Романа.
В конверте, однако, не оказалось ничего о православной молодежи; вместо этого в него был вложен другой конверт, адресованный послу США Артуру Хартману. 23 года спустя Ник описал то судьбоносное для него утро в мемуарах, озаглавленных «О шпионах и пресс-секре- тарях».
Заподозрив неладное и отогнав от себя мысли о тайне переписки, он вскрыл второй кон- верт. Внутри оказался третий конверт с надписью на русском языке «Мистеру Кейси», то есть Уильяму Кейси – директору ЦРУ. Он открыл и этот конверт; в нем лежало письмо на семи страницах, написанное очень мелким почерком; Ник сразу различил слово «ракеты».
Самое худшее, что он мог сделать в этой ситуации, вспоминал Ник, – это держать письмо дома: ведь если его найдут, то доказать, что он не шпион, будет трудно. Ник показал письмо своей жене Рут, и они вместе стали думать, как быть. Может быть, сжечь письмо? Ведь если это спецоперация КГБ, то в любой момент к ним может нагрянуть обыск – у Ника не было дипломатической неприкосновенности. Можно было пойти официальным путем, т. е. отнести письмо в отдел печати МИД СССР и пожаловаться на провокацию КГБ.
A что, если письмо подлинное? Ведь эта информация может быть важной для нацио- нальной безопасности США, подсказывал им патриотический инстинкт. И что будет с авто- ром? Быть может, это ученый-диссидент в недрах советского ВПК, благородный и мужествен- ный человек вроде их друга Давида Гольдфарба. Написав это письмо, автор рисковал жизнью, и доставивший письмо отец Роман, если он не подсадная утка, ведь тоже рисковал. Как Ник мог их выдать? С другой стороны, меньше всего ему хотелось ввязываться в шпионскую историю.
Помучившись сомнениями еще некоторое время, Ник и Рут все же решили рискнуть и передать письмо в посольство. Конверт жег им руки, каждая лишняя минута таила в себе
