А. Гольдфарб. «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия» 101 – Это вы у него спросите.
– А вы ему ничего не передавали?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, например, секретные документы из Курчатовского института.
– Нет конечно. За кого вы меня принимаете? Да и откуда им у меня взяться?
– Давид Моисеевич, давайте начистоту. Мы знаем, что вы передали Щаранскому сек- ретный документ, который он отдал корреспонденту «Лос-Анджелес Таймс», который, кстати, изобличен как американский шпион. Если вы согласитесь это подтвердить в суде, то у нас к вам не будет претензий, мы даже не будем спрашивать, как документ у вас оказался. Но, если вы откажетесь, придется отвечать по всей строгости закона.
– Послушайте, молодой человек, – сказал отец. – Зачем вы мне рассказываете небылицы?
Щаранский заходил пару раз, приносил посылки от сына. Про секретные документы от вас в первый раз слышу. Я вам сразу заявляю, что больше сказать мне нечего, ни на какой суд я не пойду и показаний подписывать не буду – делайте со мной, что хотите. Кстати, распоряди- тесь принести мне бутерброды. У меня, знаете ли, диабет, и я на инсулине: если мне вовремя не поесть, могу впасть в кому и умереть – что вы тогда будете делать?
Допрос продолжался восемь часов и не принес никаких результатов – отец уперся, несмотря на все уговоры, обещания и угрозы. К вечеру его отпустили. Когда он вышел из Лефортова, у «Жигулей» были прорезаны все четыре шины, и ему пришлось ковылять до перекрестка и долго ловить такси.
* * * – Tвой отец очень смело себя вел, – сказал заместитель Нехемии, Яка Янай, рыжий бал- тийский еврей, чем-то напоминавший моего деда, когда неделю спустя я пересказывал ему содержание допроса отца.
– Он был предупрежден и знал, чего ожидать, – сказал я.
– Это как? – удивился Яка.
– Мне позвонил Боб Тот и предупредил, что отца могут вызвать по делу Щаранского. Ну а я, естественно, предупредил отца. Роберт Тот – московский корреспондент «Лос-Анджелес Таймс», – по сценарию Конторы, был тем самым «агентом ЦРУ», которому Щаранский якобы передавал секретные материалы. Через три месяца после ареста Щаранского Боба задержали, привезли в Лефортово и несколько дней допрашивали по поводу двух его статей, которые, по утверждению следователя, содержали секретную информацию. По вечерам его отпускали домой, но паспорт отобрали. От Боба требовали, чтобы он назвал свои источники. После трех дней допросов Боб, по совету американского посольства, назвал Щаранского, после чего его выслали из СССР.
Как только Боб приземлился в Лондоне, он разыскал меня, чтобы сообщить, что в отно- шении одной из его статей следователь интересовался моим отцом. Статья была опубликована в конце 1975 года и называлась «Скандал в советском ядерном институте»: «МОСКВА – В ведущем советском ядерном институте объявлен выговор начальнику лаборатории и произведена перестановка руководства отдела – и всего лишь потому, что один из сотрудников подал заявление на выезд в Израиль. Об этом говорится в секретном протоколе заседания парткома, который был предоставлен в распоряжение Л-А Таймс… Наказанному зав. лабораторией Юрию Лазуркину и двум другим биологам-евреям запретили преподавательскую деятельность. Самым известным из них является Роман Хесин, член-кор- респондент Академии наук в области молекулярной генетики и биохимии. Эти события в Кур- чатовском институте начались в сентябре, после того как биолог из лаборатории Лазуркина, по имени Эдуард Трифонов, подал заявление на эмиграцию…»
– А вы ему ничего не передавали?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, например, секретные документы из Курчатовского института.
– Нет конечно. За кого вы меня принимаете? Да и откуда им у меня взяться?
– Давид Моисеевич, давайте начистоту. Мы знаем, что вы передали Щаранскому сек- ретный документ, который он отдал корреспонденту «Лос-Анджелес Таймс», который, кстати, изобличен как американский шпион. Если вы согласитесь это подтвердить в суде, то у нас к вам не будет претензий, мы даже не будем спрашивать, как документ у вас оказался. Но, если вы откажетесь, придется отвечать по всей строгости закона.
– Послушайте, молодой человек, – сказал отец. – Зачем вы мне рассказываете небылицы?
Щаранский заходил пару раз, приносил посылки от сына. Про секретные документы от вас в первый раз слышу. Я вам сразу заявляю, что больше сказать мне нечего, ни на какой суд я не пойду и показаний подписывать не буду – делайте со мной, что хотите. Кстати, распоряди- тесь принести мне бутерброды. У меня, знаете ли, диабет, и я на инсулине: если мне вовремя не поесть, могу впасть в кому и умереть – что вы тогда будете делать?
Допрос продолжался восемь часов и не принес никаких результатов – отец уперся, несмотря на все уговоры, обещания и угрозы. К вечеру его отпустили. Когда он вышел из Лефортова, у «Жигулей» были прорезаны все четыре шины, и ему пришлось ковылять до перекрестка и долго ловить такси.
* * * – Tвой отец очень смело себя вел, – сказал заместитель Нехемии, Яка Янай, рыжий бал- тийский еврей, чем-то напоминавший моего деда, когда неделю спустя я пересказывал ему содержание допроса отца.
– Он был предупрежден и знал, чего ожидать, – сказал я.
– Это как? – удивился Яка.
– Мне позвонил Боб Тот и предупредил, что отца могут вызвать по делу Щаранского. Ну а я, естественно, предупредил отца. Роберт Тот – московский корреспондент «Лос-Анджелес Таймс», – по сценарию Конторы, был тем самым «агентом ЦРУ», которому Щаранский якобы передавал секретные материалы. Через три месяца после ареста Щаранского Боба задержали, привезли в Лефортово и несколько дней допрашивали по поводу двух его статей, которые, по утверждению следователя, содержали секретную информацию. По вечерам его отпускали домой, но паспорт отобрали. От Боба требовали, чтобы он назвал свои источники. После трех дней допросов Боб, по совету американского посольства, назвал Щаранского, после чего его выслали из СССР.
Как только Боб приземлился в Лондоне, он разыскал меня, чтобы сообщить, что в отно- шении одной из его статей следователь интересовался моим отцом. Статья была опубликована в конце 1975 года и называлась «Скандал в советском ядерном институте»: «МОСКВА – В ведущем советском ядерном институте объявлен выговор начальнику лаборатории и произведена перестановка руководства отдела – и всего лишь потому, что один из сотрудников подал заявление на выезд в Израиль. Об этом говорится в секретном протоколе заседания парткома, который был предоставлен в распоряжение Л-А Таймс… Наказанному зав. лабораторией Юрию Лазуркину и двум другим биологам-евреям запретили преподавательскую деятельность. Самым известным из них является Роман Хесин, член-кор- респондент Академии наук в области молекулярной генетики и биохимии. Эти события в Кур- чатовском институте начались в сентябре, после того как биолог из лаборатории Лазуркина, по имени Эдуард Трифонов, подал заявление на эмиграцию…»
