52 Проза терей, жен и�вмиг повзрослевших детишек, покинув любимых девушек, которых не успели даже ни разу поцеловать. И�половина из нас не вернулась домой. Вот почему люди считают, что прилет кукушки в�деревню предвещает беду.
— А кто такой фашист, дедушка? Это зверь какой-нибудь? Или дракон из ска- зок? — засыпала вопросами Назифа.
— Вот скоро пойдете в�школу, там учителя все вам и�растолкуют. — Нуриман бабай не любит много говорить о�войне. Наверное, ему, ветерану, получившему контузию, побывавшему в�плену у�двуногих зверей, которые считали себя выше всех, и�перенесшему унижения и�лишения в�неволе, было тяжело бередить неза- живающие раны.
Весело было собирать желуди, которыми была устлана земля, и�складывать их в�мешки. Но еще большим развлечением оказалось скатывать мешки под гору. Дедушка Нуриман бечевой из лыка крепко завязал крапивные мешки, а�дальше поручил детям: — Ну, чей мешок шустрее?
Назифа с�Муталлапом подталкивали мешки под гору, те, как назло, снача- ла катились как бы нехотя, а,�дойдя до крутого склона, начинали набирать ско- рость и�устремлялись вниз. Они смешно подпрыгивали, попадая в�ямки. Девочка и�мальчик бежали за своими мешками, забыв о�фашистах-драконах. А�дедушка Нуриман украдкой вытирал непрошеные слезы то ли радости, то ли печали об односельчанах, не вернувшихся с�полей сражений, которым не суждено было дожить до этой счастливой жизни, и�не спеша шагал вниз с�горы. При этом еле слышно напевал грудным голосом: Ай, Таштугай, я�срежу твой камыш И�на курае песнею зальюсь.
Ай, Таштугай, кукушки нету здесь, И�на родной Урал я�возвращусь1… Добравшись до ручной тележки, оставленной у�подножия горы, дети, запы- хавшиеся от погони за мяешками, упали на землю, поджидая дедушку.
— Видел, Муталлап, каким сильным и�смелым был мой дед? Он и�сейчас такой. Он может мигом забросить эти мешки на телегу.
Муталлап попытался поднять мешок, но не смог даже сдвинуть его с�места.
— Твой дед, словно дуб, да ведь? — сказал он, прищелкивая языком.
— Да-а-а… Он говорит, что человек силен и�нужен на своей земле. Он же ро- дился в�этой деревне и�мечтает умереть здесь же. У�него даже есть такая песня: «Не дай, Всевышний, лечь в�могилу на чужбине».
— И его желание сбылось, да, Назифа? Он вернулся в�родные места, хоть и�ра- неный.
— Ну, балаболки, добежали уже?
Медленной, но уверенной походкой и�степенным видом дедушка Назифы на самом деле походил на крепкий дуб.
— Скотина будет очень вам благодарна — собрали столько желудей. Пусть и�дальше ваши ноги будут быстрыми, а�руки проворными. Говорят, одна благо- дарность выручает из тысячи бед. Хоть работу и�выполняли для меня, а�получен- ные навыки останутся при вас. Будьте всегда такими же отзывчивыми, добрые дела обязательно зачтутся, — с�такими словами старик ласково похлопал детей по спине.
1 Перевод А. Ромма
— А кто такой фашист, дедушка? Это зверь какой-нибудь? Или дракон из ска- зок? — засыпала вопросами Назифа.
— Вот скоро пойдете в�школу, там учителя все вам и�растолкуют. — Нуриман бабай не любит много говорить о�войне. Наверное, ему, ветерану, получившему контузию, побывавшему в�плену у�двуногих зверей, которые считали себя выше всех, и�перенесшему унижения и�лишения в�неволе, было тяжело бередить неза- живающие раны.
Весело было собирать желуди, которыми была устлана земля, и�складывать их в�мешки. Но еще большим развлечением оказалось скатывать мешки под гору. Дедушка Нуриман бечевой из лыка крепко завязал крапивные мешки, а�дальше поручил детям: — Ну, чей мешок шустрее?
Назифа с�Муталлапом подталкивали мешки под гору, те, как назло, снача- ла катились как бы нехотя, а,�дойдя до крутого склона, начинали набирать ско- рость и�устремлялись вниз. Они смешно подпрыгивали, попадая в�ямки. Девочка и�мальчик бежали за своими мешками, забыв о�фашистах-драконах. А�дедушка Нуриман украдкой вытирал непрошеные слезы то ли радости, то ли печали об односельчанах, не вернувшихся с�полей сражений, которым не суждено было дожить до этой счастливой жизни, и�не спеша шагал вниз с�горы. При этом еле слышно напевал грудным голосом: Ай, Таштугай, я�срежу твой камыш И�на курае песнею зальюсь.
Ай, Таштугай, кукушки нету здесь, И�на родной Урал я�возвращусь1… Добравшись до ручной тележки, оставленной у�подножия горы, дети, запы- хавшиеся от погони за мяешками, упали на землю, поджидая дедушку.
— Видел, Муталлап, каким сильным и�смелым был мой дед? Он и�сейчас такой. Он может мигом забросить эти мешки на телегу.
Муталлап попытался поднять мешок, но не смог даже сдвинуть его с�места.
— Твой дед, словно дуб, да ведь? — сказал он, прищелкивая языком.
— Да-а-а… Он говорит, что человек силен и�нужен на своей земле. Он же ро- дился в�этой деревне и�мечтает умереть здесь же. У�него даже есть такая песня: «Не дай, Всевышний, лечь в�могилу на чужбине».
— И его желание сбылось, да, Назифа? Он вернулся в�родные места, хоть и�ра- неный.
— Ну, балаболки, добежали уже?
Медленной, но уверенной походкой и�степенным видом дедушка Назифы на самом деле походил на крепкий дуб.
— Скотина будет очень вам благодарна — собрали столько желудей. Пусть и�дальше ваши ноги будут быстрыми, а�руки проворными. Говорят, одна благо- дарность выручает из тысячи бед. Хоть работу и�выполняли для меня, а�получен- ные навыки останутся при вас. Будьте всегда такими же отзывчивыми, добрые дела обязательно зачтутся, — с�такими словами старик ласково похлопал детей по спине.
1 Перевод А. Ромма
